Петр Ореховский - Подробности Гражданской войны

Голубев ответил, что если человек чего-то хочет, то он всегда найдёт для этого время.

Как водится, сухой пар им скоро надоел, и на каменку полетело пиво.

С Хитрова лило ручьями, и он часть пива употребил вовнутрь.

Рабинович стал париться с помощью веника, потом его сменил Хитров, потом Голубев… Наконец они сделали первый перерыв, чтобы степенно поговорить в предбаннике за накрытым холодными закусками столом.

– Как вы относитесь к бане с девчонками? – спросил знакомых Голубев.

– Я – только за, – ответствовал Рабинович.

– Я – нейтрально, – сказал Хитров. – По-моему, мухи отдельно, суп отдельно. Лучше попариться, а потом можно и к девушкам.

– Вот-вот, я тоже так к этому относился, – сказал Голубев. – Теперь вот замечаю: раз в парную сходишь, другой… потом сажусь, бывает, и думаю – да что же это я? – такой грязный, что ли… А с девчонками как-то и при деле, и опять-таки повод снова помыться возникает.

– Так кто у нас хозяин? – заметил развеселившийся Рабинович. – Или это мы к тебе домой девушек должны были подвезти?

– Да нет, я не к тому… сейчас-то и поговорить можно. А так, когда парная дома, уже начинаешь относиться к этому не как к процессу, а как к действию. Так, словно накоротке душ принял. Баня же всё-таки требует отдохновения и включения.

Все коротко и легко задумались, переваривая сказанное. И в целом согласились с мыслью хозяина. И Голубеву было приятно.

Они допарились, домылись, отдохнули, переоделись, пообедали… Потом ещё посидели перед домом в шезлонгах, Голубев и Рабинович выкурили по сигаре. Хитров смотрел в голубое высокое небо и дремал, не думая ни о чём. Они прекрасно отдохнули. А потом шофёр отвёз их домой, вечер субботы каждый из них проводил в кругу семьи.

И наступила рабочая неделя, суета, дым от раскалившихся телефонов и прочей конторской оргтехники… И неделя прошла, оставив после себя ещё один маленький шаг страны к торжеству справедливости в мире, успокоению сирых и бездомных, укреплению престижа России на мировой арене и прочие столь же важные и нужные свершения, как положено отражённые и зафиксированные стоящими на страже свободы и демократии отечественными и зарубежными СМИ.

Хитров зашёл к брату, несколько панибратски уселся у него на край рабочего стола и сказал, прищурив левый глаз:

– А не выпить ли нам пива, брателло?

– У меня тут ещё пара смет лежит, – поморщился Сергей Хитров. – Не хочется на понедельник оставлять…

– Я вот в прошлую пятницу к Голубеву ездил. Между прочим, с

Рабиновичем познакомился. О тебе говорили. Интересно?

– Интересно, – сказал Хитров-младший.

– Тогда пойдём пива выпьем.

Так вот и соблазнил, оторвав от дел государственной важности и отсрочив тем самым неизбежное нервное и физическое истощение. И правильно сделал, поскольку всех надо беречь, но братьев своих – в первую очередь. И рассказал Борис Сергею о комплименте Рабиновича, сделав ему приятное. И расслабились братья, и разговор принял неспешный философский характер.

– Неподалёку от того места, где они свои имения получили, вообще-то, был испытательный стенд для ракетных двигателей, – сказал вдруг

Борис Хитров. – Удобно, грузили на баржи, доставляли до причала, перегружали на тягачи, поднимали вверх. Теперь там ничего не осталось, дорога разве что…

– То есть ты бывал в тех краях раньше?

– Бывал, бывал… Красивые места. У нашего завода там даже дом отдыха был неподалёку. Пошли как-то на лыжах, устали, пить очень хотелось, а снег такой белый-белый, красота…

– И что? – подтолкнул задумавшегося старшего брата Сергей.

– Да, несмотря на все мои предупреждения, что в снегу там чёрт-те что может быть, спутнички мои снежку поели. Один уже через год умер от рака, у другого от желудка одна четверть осталась. Полный инвалид.

– Что же там могло быть, в снегу?

– Так ведь ракетные топлива разные при испытаниях сжигали, и гептил тот же… а потом всё это оседало кругом. Но как оно оседало и распределялось по местности, никто же не знает. Я вот там тогда же по дурости неподалёку плавал летом – и ничего. Хорошо, понимаешь, никаких комаров – все передохли.

– Вместе с птицами, надо полагать?

– Птицы-то не дуры, они от такого грохота сразу же улетели подальше.

Зато сейчас вот возвращаются, я скопу видел. Значит, всё нормально.

– Так ты, получается, на наших миллионерах эксперимент ставишь?

Выживут – не выживут? – рассмеялся Сергей Хитров.

– А что такого, место красивое, снег зимой, надо полагать, они не едят. Потом, кто знает, может, уже разложилось всё давно. И вообще, чего ты смеёшься? Вон при коммунистах на противоположном берегу там пионерлагерь был, и ничего. До сих пор детей возят отдыхать.

Красивые места. Весь вопрос – в розе ветров… Я по старой памяти кое с кем переговорил, целевое назначение земель переоформили, ещё и бюджет на этом заработал, так что ты должен быть доволен…

И братья улыбнулись друг другу.

– Хорошая история, – сказал Сергей Хитров. – Жаль, рассказать никому нельзя.

– Разве что своему брату, – сказал Борис Хитров.

– Это точно, – ответил Сергей. – Знаешь, а ведь есть в этом что-то высшее, правильное…

– Так я и говорю. А ты не хотел пойти со мной пива выпить. Пятница, вечер, что ещё может быть лучше?

И они разошлись по домам. Сергей шёл, задумавшись о гармонии природы и человечества, и мысли ему по большей части приходили приятные. А ещё оттого ему было приятно, что не чувствовал он никакой классовой солидарности с людьми, подвергавшимися потенциальной опасности, ибо потенциальной опасности в России подвергаются все. Это скрепляет общество и элиту, и лишает всех плохого чувства зависти, порождая одну только радость, что ты ещё жив и здоров, поскольку ведь завтра этого уже может и не быть.

А Борис возвращался домой в хорошем настроении потому, что наконец поделился с кем-то своей историей, и его поняли. Он чувствовал лёгкий приятный хмель после трёх кружек пива и мурлыкал про себя старую песенку:

/

Светилась, падая, ракета,

А от неё бежал расчёт.

Кто хоть однажды видел это,

Тот хрен в ракетчики пойдёт.

/

Богатым и властным людям в России обычно не позволяется жить рядом с простым народом. Их депортируют за колючую проволоку в отдельно огороженные зоны, ставят по периметру телекамеры и датчики движения, за которыми наблюдают, удобно устроившись в мягких креслах, интеллигентные охранники, владеющие приемами восточных единоборств и подстриженные так, что на голове от удивления у них могут встать дыбом только брови. Элита России, посвятившая жизнь служению народу, за территорией зоны передвигается исключительно в сопровождении конвоя, поскольку умные талантливые люди так и норовят увернуться от своих обязанностей перед страной, посидеть в дешёвой закусочной, выпить народный кислый растворимый кофе из бумажного стаканчика или опрокинуть в себя разливного пива из полиэтиленового бокала, закусив горелой смесью соли, растительного масла, перца и крахмального клейстера, называемой чипсами. Но бдительные охранники разрушают эти незрелые порывы, заставляя соль земли русской запихивать в себя вонючий (а иногда и заплесневевший) французский сыр, пить чешское пиво с совершенно неприемлемым для большинства мужчин названием