Роман Солнцев - Год провокаций

Ах, как ты могла! Предала наш общий, тайный космос. Наш заговор раскрыла. Любовь – это же заговор против всех! Я ей всё рассказывал о себе. Даже как хотел в детстве прыгнуть с колокольни с самодельным парашютом из простыни и не смог… И она мне о себе рассказала: как в восьмом классе влюбилась в артиста Янковского, написала ему письмо, а он не ответил… Неужели теперь по новой будет откровенничать и по новой вбирать в себя чужой мир? Или для женщин это нормально?

Он мечтал придумать гениальную программу и предложить Биллу Гейтсу.

Они мечтали поехать в США, в Силиконовую долину, где уже много работает наших. Они вместе ходили на уроки английского языка и вечерами дома, даже в постели, пытались объясняться только на этом языке.

– Ай лав ю… ха-ха-ха!..

– Бат ай лав ю… больше!.. Как “больше” на английском?

Ей нравилось, как он говорит на иностранном, с его-то невозмутимым, почти иностранным лицом, с крупным прямым носом.

– Ты великим человеком будешь, Никита!.. – шептала она и терлась мордочкой о его шею, как кошка. – Я уж ладно, так, с тобой. А ты не должен улыбаться. Ты, как паровоз, пойдешь… напропалую..

И он поверил… стал даже ходить немного смешно, механически, четко переставляя ноги, – впрямь как любимый ее Шварценеггер или рыцарь в старинных доспехах…

Он вникал в книжки Ницше про Заратустру, листал эзотерические тома какого-то врача из Уфы о сверхчеловеках, которые будто бы еще живут на земле, вернее, спят столетиями в пещерах Тибета… цитировал ночью юной жене смутные и для него самого, и тем более для нее строки их заклинаний… а она восхищалась.

А он, забывшись от счастья, хвастался еще более для нее непонятными идеями программирования… прикидывал, какую фирму создаст… какую для деловых бумаг печать изобретет: там, в кружочке, встанут их инициалы, соединенные плюсом… И забавно, и несет глубокий смысл.

Они уже собирали документы на выезд… не хватало только одной бумаги с печатью из недр милиции, в которой было бы подтверждено, что

Никита не сидел в тюрьме. Даже смешно! Когда это он, выпускник университета, успел бы побывать в тюрьме?! Ха-ха-ха! Он пошел в районное отделение МВД – ему сказали, что такую справку может выдать только городское управление ВД. Он простоял два часа в приемной, пробился наконец к заместителю начальника ГУВД – тот с улыбкой развел руками: “Молодой человек! Такие справки мы выдаем, только если поступает запрос… вы куда собирались? В Штаты? Вот оттуда придет запрос – мы им вышлем”. Никита пытался объяснить, что в том-то и дело: фирма, куда он отправил документы, запрашивает такую справку загодя. “Понимаю!” – говорил краснолицый подполковник с седой головой, как обмазанный сметаной, ссылался на инструкции и, вежливо улыбаясь, стоял на своем. Замкнутый круг. Позже Никите скажут, что надо было дать взятку, хотя бы коньяком. Но он не догадался. “Вот же мои документы! – не выдержав, закричал

Никита. – Аттестат зрелости… диплом… вот трудовая… от и до… Когда бы я мог попасть в тюрьму?! Очень смешно!”

Но не успел он получить нужный документ, а теперь сидит здесь, в

СИЗО, и вполне может загреметь надолго в места, не столь отдаленные…

Стоит ли рисковать дальше? Вдруг следователи всерьез заглотили наживку и законопатят его в темницу лет на пятнадцать? А то и на пожизненный срок?

Только бы папа и мама не узнали. У папы уже был инфаркт левого желудочка, когда умер больной, которого он оперировал… У мамы плохо с ногами, вены вылезают… может и вовсе слечь… Ах, никто бы из соседей не выведал и не рассказал им! Надежда есть. Всего еще несколько лет назад о провинциальных маньяках писали даже центральные газеты, которые идут на всю Россию, а телеканалы показывали картиночки. Нынче подобных преступников размножилось невероятное количество, остается надеяться, что судьбой Никиты не заинтересуются ни НТВ, ни другие каналы Москвы…

Отец говорил: оставайся в Иркутске. Культурный город. В Байкале чистейшая вода, выводит все шлаки. Нет же, сыну захотелось самостоятельности. Уехал в Красносибирск.

Здесь и с будущей женой встретился…

Как ты могла, дрянь длинноногая?! Ты обрушила небеса. Ты растоптала мои откровения… мои великие, стыдные теперь мечты… Всё рухнуло, как бетонный дом в землетрясение.

Что же остается делать? А остается одно: валить на себя всё, что можно… чтобы ИХ, ТЕХ, совесть прогрызла, как крыса прогрызает дерево.

– Хочу сделать признание!.. – от непривычки негромко крикнул Никита, стукая кулаком в железную дверь. Но никакого и стука не произошло, и никто не откликнулся.

Никита упал на грязный матрас, заменявший в этой камере койку, и, глотая слезы, вскоре забылся…

И сразу – опять! – приснилась она…

У нее был странный выговор. Она пела, меняя, как певичка, голос то вверх на несколько нот, а потом вниз, а потом снова вверх: “Ну поче-МУ-У же ты так плохо КУ-УШАешь?”

И смеялась смешно: “Сы, сы, сы!..”, трясясь, как ребенок, изображающий работу двигателя. А хохотала звонко, как мальчишка, широко разинув рот с белыми красивыми зубами.

И вдруг (в постели) – у нее же! – лицо совсем другое, полудетское, глаза закрыты, скорбная улыбка, как в мастерской у дяди Лехи Деева, помнится, на слепке с лица Мадонны Микеланджело… а груди белые светятся, как белый наметенный снег…

Среди ночи (или дня) Никита вскинулся, проснулся – первая, страшная мысль: теперь у нее будет всё то же самое – с другим мужчиной? С тем пухлым ментом с рыжими усиками??? И точно так же она будет взвизгивать и вонзать мизинец с острым ноготком ему в шишечки хребта…

– Я хочу сделать признание!.. Вы, р-работнички!.. – но никого.

А какое я могу сделать признание? А любое.

Но не идут к нему, даже в дверь не заглядывают, в дырочку с заслонкой. Дядя Леха Деев говаривал: у них есть такой прием – посадят и не появляются. Чтобы ты думал, да и придумал, за что взяли. Но я-то знаю за что. Я еще могу добавить…

– Эй!..

А может, “синие” не тронут? Что-то им надо бы сказать. Про дядю Леху

Деева? Да вряд ли они наслышаны о нем. Это же когда он сидел. А сам ты не можешь себя защитить? Что в тебе есть ценного такого, что тебя в тюрьме поставит на неприкосновенное место? Стишки с матом, частушки – нет, Никита этого не любит. Анекдоты? Никита их мгновенно забывает… всё это сор, “спам” по-английски…

Если набросятся несколько человек, Никита не отобьется. Хоть все же и не слабый – могут изнасиловать… Даже воображение отказывается представить в картинах, что могут устроить с ним подонки…Что же придумать? Что?!

Самое страшное, говорят, после убийства преступление – это торговля наркотиками. Наркокурьеров содержат отдельно, ими занимаются отныне особые спецслужбы. Взять на себя? Опасно. Скажут: еще и СПИДом заражал молодежь… мало того, что насиловал девчонок… Убьют, придушат в темноте. В бетон замажут.