Глеб Шульпяков - Камбоджа Живой дневник

ОТ АВТОРА. Этот очерк сложился на основе дневника, который я вел во время путешествия по Камбодже на своем сайте www.shulpyakov.ru.

Именно от этой, ежедневной отчетности в очерке сохранилось настоящее время, а также многие мелкие детали и случайные наблюдения. Которые я решил сохранить, чтобы текст хотя бы отчасти передавал эффект присутствия.

Перед отъездом я купил три книги, которые в другом случае не купил бы никогда. Это триллер Джона Бердетта “Бангкок-8”, сборник старых повестей Юза Алешковского и брошюру “Лев Толстой в поисках истины.

Из дневника писателя”. Первую – чтобы в городе были знакомые, пусть даже вымышленные, вторую – чтобы иметь под рукой живой источник нецензурной речи, третью – для моральных ориентиров в мире юго-восточной зыбкости.

Последний раз я был в Бангкоке осенью, проездом в Лаос. Поселился рядом с Каосан-роуд, в коматозном отеле – где-то здесь жили герои моего романа “Цунами”. И я бродил по душным переулкам, искал их след. Вспоминал, “как это было”. Те, вымышленные ощущения и события.

Постоянно одергивая себя: “Это не со мной. Это с ними”.

В этот раз, наоборот, я въехал в большой сетевой отель. В отелях такой категории персонал 24 часа занят обустройством вашего комфорта

– до вас им нет никакого дела. И возникает тот же эффект, анонимной заброшенности, что и в дешевых гостиницах.

От пирса плавал челнок, каждые четверть часа. Пересекаешь реку, садишься на sky-train и через пять минут ты в центре. В одном из центров города. Раньше я видел Бангкок с земли, с воды. С крыши небоскреба. Надземка давала четвертый ракурс, вид из бельэтажа. Ее идея проста, обмануть трафик, поднявшись над ним. Поезд плывет вровень с крышами бетонных курятников, мимо офисных витрин. За которыми работают клерки, и это видно.

Между небоскребов то и дело разверзаются ущелья улиц. Они забиты машинами, похожими на детские модельки (розовые, зеленые, желтые).

Снова окна, чешуйчатые крыши храмов. Чердаки и антенны.

Из кондиционера бьет ледяной воздух. Над окнами вагона, под потолком, телевизоры, и гоняют рекламу. Так что в рамке взгляда всегда две реальности, искусственная и настоящая, за окнами.

Побеждает искусственная, конечно.

Собственно, их было два, сетевых отеля, на город. И оператор просто перепутал. Так я поселился на отшибе. Мне хотелось узнать, можно ли перебраться в отель той же сети, только здесь, в центре. Само собой, мест в гостинице не оказалось, и я стал бесцельно бродить по району.

Оказалось, что башню отеля воткнули рядом со знаменитым кварталом

Nana-plaza. Это небольшой пятачок размером с баскетбольную площадку, обнесенный трехъярусными галереями и забитый барами, где можно недорого купить девушку.

“Наступало то время ночи, когда застенчивые мужчины, весь вечер отвечавшие "нет", внезапно ощущают желание, подогретое спиртным и неусыпным вниманием обнаженных женщин. Их начинает пугать перспектива возвратиться в отель одному – это кажется более безнравственным и преступным против самой жизни, чем связь с проституткой”. Джон Бердетт. “Бангкок-8”

– Нравится? – таксист кивает на гигантское здание аэропорта, собранное из стальных штанг. Между штангами натянута парусина, как в шапито. Для здешнего климата идеальное решение, дешево и эффектно.

– Это построил мэр Бангкока. – Таксист театрально вздыхает. -

Недавно его посадили, воровал, очень.

Я вспоминаю, что Бангкок один из самых коррумпированных городов мира. Отвечаю:

– Наш тоже.

– Посадили? – Он оживляется.

– В смысле, тоже ворует.

Мы едем дальше.

То, что Пномпень большой город, ясно уже в аэропорту – накопитель забит под завязку. Лететь час, но “Тайские авиалинии” держат марку, успевают подать ужин. Роняя подносы, собирают посуду на посадке.

– Русский? – спрашивает сосед.

– Откуда знаешь?

– Шрифт. – Кивает на книгу.

Камбоджиец из провинции, вторые сутки летит из Европы. Первый раз в тех краях. “Хотя вообще-то я много путешествую…”. Я понимаю, что

Европа для него такой же бессмысленный звук, как для меня Малайзия или Суматра. Филиппины.

То, что Пномпень крупный город, ясно, когда попадаешь в аэропорт. По сравнению с лаосским во Вьентьяне он вдвое больше, современнее. Визу дают на прилете, но чтобы не стоять в очереди, можно оформить

e-visa по интернету, дома. Заполняешь на сайте их МИДа анкету, прикрепляешь фото, счет карты – и получаешь файл в течение трех суток.

“Килинфил?” – предлагает шофер.

На дворе ночь, я смотрю из такси на улицу. Тротуар завален мусором, нищие и калеки спят вповалку. “Килинфил” – это killing fields, места массовых казней, и могильники недалеко от Пномпеня. Видимо, первая позиция среди достопримечательностей.

– Нет, не хочу.

В узком, как пенал, лобби пахнет благовониями, полумрак. Я прохожу между скульптурами Будды. Пусто, никого. Неожиданно меня окликают, над столом голова, из-под кепки торчат уши. Консьерж серьезен, несмотря на юный возраст.

– В девять утра будет шум, много шума. – Он берет чемодан, лицо становится скорбным. – Ремонт в соседнем здании, мы ничего не можем поделать.

Мой номер на самом верху, в мансарде. За окном в темноте угадывается стройка, за стройкой чернеет Меконг, по которому плавают иллюминированные кораблики. Конфигурация жилья хитрая, между комнатой и туалетом уместился внутренний дворик, private garden.

Два кресла, сверху крыша из циновки.

– Интернет? – спрашиваю.

– Пять долларов в сутки. – Консьерж, как фокусник, достает из кармана провод. Подключаемся, не работает. Он смотрит так, словно это я сломал связь. Качает кепкой, молчит. Наконец, вздохнув, достает новый кабель. Все в порядке, страница загружается.

Ночь душная и влажная, пот ручьями. Сна нет. Из кондиционера хлещет влажный теплый воздух. Я перебираюсь с компьютером в “садик”. Тут вентилятор, и прохладно – хотя все больше мошек, невидимого гнуса.

Левая стена в “садике” завешена бамбуком. Машинально отодвигаю пару плашек. Там еще одна стена, прозрачная – из пластика. И точно такой же “садик”. Когда глаза привыкают к полумраку, я вижу низкий топчан в углу. На нем лежит голый мужик, белый. Рядом с ним девушка, крошечная, как десятилетний ребенок. Она встает, быстро одевается.

Тот вяло протягивает руку. Я тихо смыкаю бамбуковые плашки.

“Дорога из тюрьмы в свободный мир очень длинная и очень прямая и кончается в общественном саду, где цветут гибискусы и орхидеи. Как медитирующему человеку не заметить в этом некую замену оси сознания?” Джон Бердетт.