Анатолий Усов - Роман с Полиной

— Старик, ты куда, утонешь?

— Ты думаешь, я не хочу утонуть? — очень серьезно спросил Володя.

Мы пришли на завтрак в «хрустальный зал». Володя шел впереди, ему было тяжело без каталки, он перетянул низ в кожаный фартук и перемещал тело бросками. Оказывается, он здесь был не один такой — здесь вообще было полно немцев, и вот один из них, старичок лет семидесяти, был тоже без обеих ног. Но он был в коляске и в какой коляске — высокая, с разными прибамбасами и даже электромотором. Они с Володей сразу увидели друг друга в огромном зале. У Володи почему-то тут же испортилось настроение.

Здесь было полно возможностей, чтобы играть. Ялтинские пацаны проникали в гостиницу и с утра до ночи пытались обыграть «одноруких бандитов» — ими был набит целый игровой зал. Я попробовал сразиться, но мне это было неинтересно. Я спросил пацанов, есть тут что-нибудь посерьезнее, какая-нибудь рулетка, на дурной конец. А как же, здесь казино, открывается в одиннадцать ночи, вход две с половиной марки. Я подумал, все, все, буду играть. Посмотрел на Володю, он играл на компьютере, стрелял и бомбил кого-то мой безногий друг, это его здорово занимало, он вспотел от переживаний.

Почему-то я не хотел идти в казино с Володей. Очень кстати подвернулась матрона лет тридцати из Днепропетровска. У нее было буйное тело, обтянутое снизу короткими, до колен, лосинами, вспотевшее, с усиками, лицо.

— Мальчики-мальчики, — прицепилась она, — вот такие деньги годятся, чтоб обменять, мне наменяли, а я же не понимаю.

Она, конечно, целилась на меня.

— А вы мне не можете поменять, я же из Днепропетровска, а вы откуда, ах, вы из Москвы?!.

Я оставил ее на Володю.

— Но позвольте-позвольте, — хохотала она, — как же он будет менять, ведь у него ножек нет, — но было видно, Володя ей тоже нравился. А когда он скинул майку и обнажил торс, она прибалдела.

Я взял миллион русских денег и поехал на 16-й этаж в казино.

Тут работали непростые ребята, они не хотели рубли. Они хотели марки или купоны. Потом согласились брать рубли за купоны 1:1. Я подумал, если такое препятствие, не буду играть, проиграюсь. Однако уйти я уже не мог. Я ходил и ходил кругами. Я даже выпил невкусной немецкой водки. Потом вдруг ощутил — надо, играю.

Я подошел к столу, раздвинул зевак.

– Зеро.

— Сколько?

— Все, миллион ваших дурацких гривен.

В казино сделалось тихо. «Зеро» практически не выпадает, сказал какой-то мужик по-русски, объясняя своей подруге.

«Знаю», — подумал я, вспоминая, как я когда-то начал с него, и он меня не подвел.

— Дали бы лучше мне, если девать некуда, — сказала подруга про мой миллион.

Парни на рулетке переглянулись. Один из них так раскрутил ее, казалось, никогда в жизни не остановится.

Однако остановилась.

Ближе, ближе.

ЗЕРО!

— Он держал! — второй парень кинулся ко мне, стал показывать, как я держал.

Тут все стали кричать на него:

— Жулик! Подлец! Отдавай деньги! Не держал, мы видели!

А громче всех кричала подруга русского парня и даже пару раз двинула по спине труженика колеса.

Пришел главный. Они о чем-то посовещались, причем, когда поглядывали на меня, лица были такие, сейчас вот меня убьют, не откладывая в долгий ящик. Главный ушел.

— Рулетка закрывается за отсутствием банка. Банк — за отсутствием капитала, — объявил рулетчик.

Главный принес чемоданчик. Он отсчитал мне 1 к 10, так, оказывается, я поставил.

Народ все же у нас хороший. Все стали кричать, радоваться вместо меня. Я почему-то не радовался. Мне казалось, что я с кем-то вступаю в сговор, и вот этот кто-то выполнил свое условие, теперь должен выполнять я — и это теперь будет всегда, и от этого мне уже никуда не деться.

Я взял с собой все десять миллионов этой странной украинской валюты — купонов — и вышел на улицу. Здесь у слипа было полно машин, могли везти, куда захочу. Я выбрал себе «джип-черроки». Спросил у водителя, где тут можно купить валюту.

— Сколько? — спросил он.

— Всю.

Я взял у греков на десять миллионов купонов пятнадцать тысяч дойчмарок. Доллары в Ялте 93-го года почему-то были не в моде.

— Где тут играют?

Драйвер отвез меня в казино в старую Ялту. Я поставил здесь на «зеро» все пятнадцать тысяч и взял шестьдесят. И здесь рулетку тут же опечатали и закрыли.

И опять я ощутил странный мороз по коже, будто кто-то рядом дохнул на меня. Это был Он. Но который — с добром или злом?

Мы поехали с водилой в Форос. Здесь тоже было валютное казино. Я поставил на «зеро» шестьдесят и взял один к пяти — триста. Мне пришлось подождать, пока откуда-то привезут деньги.

Потом мы поехали в Феодосию. По дороге я оглядывался: за нашим «черроки» плыли с подфарниками три машины. Я поставил на «зеро» триста тысяч дойчмарок и взял один к трем — девятьсот.

Мне долго не давали денег. Уже рассвело, когда принесли большой фибровый кейс, до упора набитый дойчмарками. Когда я вышел из казино, вокруг суетилось полно темных личностей. Со всех сторон выезд с площадки перегородили машины.

Я прислушался к себе — во мне было пусто, ничего не было, даже страха. Так бывает в церкви, когда начинаешь в нее часто ходить, стоишь спокойно, ничего не просишь, ибо уже знаешь: проси-не проси, все будет так, как должно быть, а не так, как ты хочешь.

Я сел в «черроки», почти тут же подъехали два милицейских автомобиля с автоматчиками.

— Это я вызвал, — сказал мой водитель, — дашь им чуть-чуть.

Я подъехал к своему отелю, как президент, в сопровождении сирен и разноцветных мигалок.

Я дал каждому милиционеру по сто марок, а своему водителю — тысячу.

— Ты доволен? — спросил его.

— О чем говоришь, парень? Завтра с тобой во сколько поедем?

Я вошел в номер; Володя и подруга из Днепропетровска спали, нежно обняв друг друга. Володя в принципе хорошо смотрелся с женщиной, у него было мужественное лицо, могучий торс, а отсутствие низа было прикрыто фирменным одеялом с маяками и волнами. Я уснул в соседней комнате на диване. Мне снился ужасный сон, я ничего не видел, но ощущал, будто меня что-то сильно давит и будто все, что ничто, говорит: «сам будешь нуль… сам будешь нуль… отдай то, что есть…» Я проснулся и увидел огромную, грязную, мерзкую ворону. Она, как человек, стояла в углу и улыбалась.

Мы приехали в Москву нагулявшимися и загорелыми. Я старался не вспоминать Полину и может быть от этого думал о ней целыми днями. Володя передвигался теперь на отличной немецкой каталке с электромотором, мы прозвали ее «Мерседос». Ее подарил ему старый безногий немец, когда уезжал из Ялты. Оказывается, ему оторвало ноги в Крыму, под Севастополем, когда ему было столько же лет, столько же месяцев и столько же дней, сколько было Володе, когда оторвало ему в Абхазии. На этой почве они крепко сдружились. Теперь Володя про нее говорил, для парада она, конечно, годится, а милостыню в ней хрен кто подаст. У немца не было, возможно, такой проблемы, а у Володи была — его пенсии по первой группе инвалидности при самом скромном образе жизни могло хватить только на три дня, а в месяце их тридцать.