Анатолий Усов - Роман с Полиной

— Боже мой, какое тело! Н у, ты даешь, Толян! Ты настоящий бандит! Урка! Зэка! Ты будешь в Америке первый номер! Это очень по-американски — везде суметь стать главным. Я хочу рассмотреть все — ах, какое дивное порно!..

Она велела мне снять с себя все и все сняла с себя. Я был. Полина была. Мы были рядом и были голы — я потерял сознание.

— Бог мой, как ты любишь меня… — шептала Полина, когда я, обрызганный ледяной водой, пришел в себя, — как любишь… все звенит в тебе от меня…

Она легла на меня и прижалась своей наготой к моей наготе.

Этой ночью моя дорогая Полина кричала на весь Крайний Север. Олени останавливались на своем бегу. Горячая вода застывала в трубах, белые куропатки замертво падали в снег. В последнем лагере полтора года назад, напоив меня до потери риз, пацаны сделали мне ко дню рожденья подарок — привезли из Инты стоящего хирурга, он вживил в мой конец четыре жемчужины. Они иногда болели во мне, зато орган, когда набрякал, приобретал чудовищные размеры.

— Что с тобой случилось, Толинька?.. Н у, что?.. Я хочу видеть. Это ты или это не ты? — спрашивала моя дорогая Полина.

Когда она увидела, она просто сошла с ума. Она хотела иметь это все каждую минуту в течение всего дня. В течение всей недели. В течение всего месяца. В течение всей жизни… Я был не против. Так что мы не вылезали из этой дыры еще три недели.

Кончилась polar baby — длинная полярная ночь. В воздухе запахло весной, если так можно сказать про воздух на Крайнем Севере. Днем на солнце подтаивал темный снег. Ночью стояли морозы до минус 37-ми. Из Сибири полетели птицы, которые любят холод.

Однако в жизни не бывает всегда хорошо — не так ли? За все надо, увы, расплачиваться. В последнюю ночь нашей чудесной жизни в этом сказочном месте я проснулся от ощущения неумолимо надвигающейся беды. Я потрогал правой рукой «калаш», он был там, где я оставил его, в головах под кроватью. За окнами синело, и… похрумкивал снег…

Заскрипела завалинка под чьим-то тяжелым телом. К стеклу прижалась незнакомая физиономия в меховой ушанке. Я не стал ждать, навсегда запомнив советы моего старшего друга-опекуна Жоры Иркутского, друга юности моего отца Коли Головина. По этому поводу он учил — не спеши сказать первым, оставь это женщинам и мудакам, спеши выстрелить первым. Я выхватил из-под кровати «калаш» и навскидку ударил короткой очередью по окну.

Я видел, как полетели осколки стекол и как раскололось испуганное лицо. Кроме него были еще гости, кто-то топтался в сенях, вскрывая дверь. Услышав, что заговорил АК-47, двое вломились в избу, я встретил их длинной очередью. Я схватил запасной рожок и босиком, синея звездами и всеми татуировками на голом теле, перепрыгнув через убитых, выскочил на крыльцо. К стоявшему за оградой милицейскому УАЗу бежал четвертый. Я прицелился и свалил его одиночным выстрелом. Он поелозил ногами по скрипучему снегу и затих.

Стало слышно, как Полина топает босиком по избе, как постукивает не выключенный по полярному обычаю мотор УАЗа, как под завалинкой булькает кровью тот, кто полез первым. Я был бос и гол, я подошел к нему, он икнул и затих, кровь из пробитой пулей яремной вены булькнула в последний раз и застыла темным дымящимся комом. Что подумал он, может быть, увидев меня в свой последний миг? Мне казалось, глаза его видели, хоть лицо раскололось. Почему-то же он попытался протянуть ко мне руки? Подумал, что с воровскими звездами на плечах и «калашом» в руке пришел за ним его ангел?.. Чтобы этапировать его разбойную душу к Творцу?..

Все, глаза на расколотой голове погасли, разбитый рот застыл в последнем выдохе. Душа оставила тело. Меня ударило и охватил жар от пролетевшей мимо его души, и еще долго, наверное, минуты три, я не мог придти в себя…

В избе мне казалось, что уже началось утро, на самом деле стояла лунная ночь. Странно, разве за Полярным кругом бывает луна? В своих зонах я ее почему-то не видел.

Полина была молодцом, она не охала, не стонала, спокойно и деловито, будто каждый день участвовала в разборках, собирала вещи. Я нахватался столько адреналин у, что никак не мог остановить себя, мне хотелось еще что-нибудь сделать — еще кого-то убить или еще что-то. Я ходил нагишом и не замечал холода. Был непонятный и страшный прилив силы, он раздирал меня. Я положил на стол автомат и набросился на Полину. Это была настоящая случка, с воплями, ломаньем кровати, стола, обдиранием в кровь колен о суровую поверхность домотканого половика. Я никак не мог прекратить это и перейти к другому. Такой дикий яростный восторг должно быть переживают звери, победившие перед соитием соперника. Замечательно, что Полине мое поведение не показалось противным.

— Мы успеем удрать? — потом спросила она.

— Мы должны успеть, — ответил я.

— Ну, ты зверь. Как ты изменился, — сказала она. — Был такой тюфяк.

— Восемь с половиной лет. Меняются времена, и мы меняемся вместе с ними, в Америке ты, наверное, забыла об этом.

— Я не забыла… но хочется, чтобы что-то главное всегда оставалось… и всегда было главным… Это были бандиты? — спросила она, передернувшись, как от озноба.

— Не думаю, — возразил я. — С бандитами так легко не проехало бы, они бы сами раскрошили нас… Полина, я хочу, чтобы ты поняла, я сделал только то, что должен был сделать. Если бы я не успел, тогда бы успели они.

— Я понимаю… жизнь в России — ничто, — вздохнула моя милая девочка, и я впервые увидел, что от ее прекрасных глаз лучиками бегут морщинки. А может быть, они появились только сейчас, только после того, что она увидела и пережила в это утро. Я обнял ее и поцеловал вокруг глаз. Она не ответила мне.

— Сколько человек ты сейчас убил? — спросила она.

Я показал Полине четыре пальца.

— О, Боже… Скажи честно, ты ведь это не в первый раз?..

Я ничего не ответил. Я обыскал тех двоих, что лежали в избе. Я был уверен, что они не бандиты, все бандиты в округе наверняка знали, что я купил «калаш», и не могли не рассчитывать на достойный прием. Конечно, и в зоне теперь тоже коррупция и кое-что сильно прогнило, но блат блатом, а «вора в законе» все же слизнякам не отдают. Мы гордые, мы умеем постоять за себя.

Как пел Высоцкий, н у, а действительность еще ужасней. У обоих я нашел ментовские ксивы. Тут можно было башку сломать — как, зачем, почему? Кто дал команду?

— Это милиционеры? — ужаснулась Полина, она боялась и ходила за мной по пятам.

Я успокоил ее, как мог, объяснил, что при нынешнем уровне компьютеризации России, развития полиграфии и программирования каждый может получить любой документ за 200 долларов. Но сам подумал, это могли быть подлинные менты, узнали от своих стукачей, что где-то лежат 20.000 зеленых и захотели посадить их в свои огороды.