Владимир Орлов - Бубновый валет

Или, может быть, разговор вышел таким достоверным, что и никакая профессиональная сирена не завыла у них, объявляя тревогу? Поверить в это было трудно. И я стал проговаривать про себя произнесенное и услышанное в кабинете К. В. с намерением выявить собственные оплошности или нелепицы, какие и дали бы поводы взвыть сирене или хотя бы вздрогнуть и взмахнуть сигнальным флажком. Зыбким местом, трясиной торфяной, представлялось мне теперь мимолетное, но категоричное признание Сусловым того обстоятельства, что властительный начальник генерала Горбунцова Юрий Владимирович Андропов в момент звонка находится либо в отъезде, либо еще где, во всяком случае – в отсутствии. Мол, из-за отсутствия Юрия Владимировича и был вынужден обратиться к вам, Борис Прокопович (четыре катящихся волжских “о”). А я ведь о якобы отъезде Андропова знал лишь из слов Валерии Борисовны. На этом отъезде же и держалась, как на ките исполинском, возможность (для М. А. Суслова – необходимость) звонка к генералу. То есть весь разговор. А вдруг Валерия Борисовна воздух мне принесла в авоське с крупными дырками в каких-то своих целях? Вдруг отъехавший Юрий Владимирович сидел в своем же ведомстве метрах в сорока от генерала, и генерал сначала озаботился, а потом и кнопку нажал и следом чину своему, на дело скорому, распорядился: а ну, разведать, где теперь Ю. В. и где теперь тов. Суслов? Могли бы потом и тов. Суслову позвонить и предложить: а не хотите ли, Михаил Андреевич, послушать, как один мальчонка шутить изволит? И такой поворот не исключался. Но гадать теперь было бессмысленно и вредно. Тем более что с отъездом и отсутствием мне все разъяснится, и очень скоро.

"Отсутствие” было вначале, и все же мне дали довести разговор до конца. Какие же орешки, полезные для разумения, им еще удалось вышелушить? Какие ошибки? Какие проколы? Далее вроде бы все шло гладко… И вдруг я осознал, что ошибкой был весь мой разговор, то есть не разговор (и разговор – само собой), а прежде всего – текст разговора. Это был мой текст, мои слова, и никого другого! Тем более какого-то Михаила Андреевича Суслова. Я лишь придал своему тексту особенности речи М. А. Суслова (если получилось), но произносил-то этот Суслов слова, выражающие суть, взгляды, настроения и беспокойства Василия Николаевича Куделина! То есть если бы состоялась встреча меня, Василия Куделина, с генерал-полковником Горбунцовым, вторым человеком в интересном ведомстве, и тот в государственных соображениях и в связи с возникшим делом посчитал бы нужным выслушать меня, я ему все выложил бы почти так, как наговорил в трубку. Ну, не лез бы с начальственными советами – “глаз да глаз”, “при повторах припомнить”, “не церемониться” и т. д. Это не мое дело. И я не кровожадный. Я торопился, будто бежал стометровку, и мысли о том, как сам Михаил Андреевич Суслов мог отнестись к делу “кружка Анкудиной” (и интересовало ли оно его вообще), догнать меня не были в состоянии. Из меня выпрыгивали собственные суждения, даже и о ситуации в стране, и весь сюжет с Иваном Григорьевичем Корабельниковым, академиком, и его миссии (не без подсказок Валерии Борисовны). А у Суслова, может, совсем иное отношение к И. Г. Корабельникову. И не только с академиком я мог вляпаться. Помимо всего прочего мне был неизвестен словарный запас устной речи товарища Суслова. И неужели профессионал, консультант множества шпионских фильмов, с Сусловым общавшийся небось не раз, не учуял липача? Быть такого не могло. “Что-то не так. Что-то тут не так…” – бормотал я, покачивая солонку.

А не явиться ли мне, пока не поздно, с повинной? На спор, по пьяни, так был пьян, что и не помню, с кем спорил. Протрезвел, ужаснулся и приполз виниться. Но куда ползти? К кому? Кто они? И есть ли они? Сами они что-то не торопятся…

Но вдруг все это розыгрыш? Уже посмеялись и еще долго будут гоготать. Мысль об этом, поначалу не правдоподобная, стала потихоньку осаживаться во мне. Шестой этаж был Полем Розыгрышей, а таким мастерам, как, скажем, Башкатов или Жорж Сенчуков, у того в приятелях ходил начинающий режиссер Петя Фоменко, тоже остряк, ничего не стоило устроить представление с одурачиванием простофили. Слишком много подозрительно необязательного подталкивало меня к совершенно ненужному мне хватанию трубки – какие-то недоразумения, случайности, подчас чепуховые, странности, совпадения или несовпадения, оказывавшиеся вдруг везениями (относительными или временными). И то, что генерал, профессиональный разведчик, с таким вниманием и до конца выслушивал мои глупости, нельзя было не отнести к странностям. И то, что он в момент звонка будто ждал меня у телефона, а не мчался в горячую точку, морить саранчу, казалось словно бы подстроенным. С генералом ли я разговаривал? Чего стоило той же нежно-томной Тамаре (и у нее была корысть или своя роль) подключить меня к Башкатову (Башкатова я бы узнал, но он мог подсадить какого-нибудь друга актера или того же способного Петю Фоменко)? Если это так, то зачем надо было шутникам выводить стукачом именно Миханчишина? А может, Миханчишин и сам гоготал в кабинете Башкатова, себя же в надежные информаторы и произвел! Вот ведь каверза какая! Постой, оборвал я себя, но Миханчишин же арестован. Откуда ты знаешь, что он арестован, чуть ли не криком, никак не прозвучавшим, возразил я себе, что анкудиновцы арестованы, что Юлия, наконец, сидит и вот-вот случится ее погибель? Может, и Валерия Борисовна играла. И по тексту роли трижды вбивала в меня номер генерала. Нет, сказал я себе, бред, чепуха, а пощечину-то Юлии куда приспособить и вписать? Ее-то и Петя Фоменко не смог бы отрепетировать. Бред, бред, во мне еще гуляет коньяк. Зазвонил телефон.

– Василий, ты не спишь?

– Я на работе.

– Это я, Валерия Борисовна.

– Я понял.

– Ну и что же, что на работе! Положи под голову стопку книг и дрыхни, авось газета и без тебя выйдет.

– У вас ко мне дело, Валерия Борисовна?

– Ну не дело… А так, сообщение…

– Сообщайте.

– Не нагоняй на себя важности-то, Василий. Или грубости. Сообщение мое такое. Юлия три часа как дома.

– Ну и замечательно. Я за вас рад. И где же она была?

– Не валяй дурака, Василий! Или ты полагаешь, что я валяла перед тобой дуру на Страстном бульваре?

"Всему вашему семейству полагалось бы жить на Страстном бульваре”, – подумал я, но поспешил смягчить свои резкости:

– Я и спрашиваю, где она была. То есть где ее содержали?

– В самом лучшем ресторане. У Эдмундыча. “Меч со щитом” называется, – сказала Валерия Борисовна раздраженно, а перед тем тон ее был игривый.

– И на самом деле все было так серьезно? – Я как будто начинал что-то соображать.

– Да, все было очень серьезно, – произнесла Валерия Борисовна по-прежнему раздраженно, возможно даже сдерживая гнев. – И ясновидящие мои, и гадалки, над которыми ты по недостатку ума позволял себе посмеиваться, оказались правы. Ночью Юлия собиралась покончить с собой. Отыскала способ. В крайнем случае готова была спровоцировать охрану…