Су Тун - Последний император

— Поднеси его государю, — приказала она, — пусть полюбуется, как выглядит Сын Неба. — Пока служанка подносила зеркало к моему лицу, госпожа Мэн горестно вздохнула; глаза у нее почему-то покраснели. — Когда был жив покойный государь, — проговорила она, — я ни разу не замечала на его лице выражения великой радости или великой печали, и уж, конечно, никогда не видела слез.

— Ты хочешь сказать, что я не гожусь в правители? — вспыхнул я, ударом ноги выбив зеркало из рук служанки. — Не хотите, чтобы я плакал? Значит, тогда мне можно смеяться. Нельзя плакать, так нельзя. Теперь целыми днями буду хохотать не переставая, так что не расстраивайтесь.

— Смеяться вам тоже нельзя. Ведь еще не прошел двадцать один день со дня кончины госпожи Хуанфу. Как можно, ваше величество, нарушать беспричинным смехом ритуалы траура и почитания предков?

— Плакать нельзя, смеяться нельзя, что мне тогда делать? Убивать? И сколько я людей убью, вам это не важно, главное, чтобы не плакал и не смеялся. Какой я государь после этого? Не государь, а дерьмо собачье! — С этими словами я, откинув голову назад, громко расхохотался. Потом сорвал царский венец с Черной Пантерой и швырнул госпоже Мэн. — Больше не собираюсь быть липовым правителем Се! Желаешь стать им — пожалуйста! Пусть тот, кому хочется, им и становится!

То, что дело вдруг приняло такой скверный оборот, стало для госпожи Мэн полной неожиданностью, и она, в конце концов, беззвучно расплакалась. Я смотрел, как она, дрожа всем телом, прижимает к груди царский венец с Черной Пантерой, и как от струящихся у нее по лицу слез весь макияж расплывается потеками белого и красного. По знаку Яньлана императрица и наложницы, пятясь, вышли из спальни. Я слышал, как императрица Пэн глумливо сказала Ланьфэй: «Его величество последнее время немного не в своем уме».

По прошествии стольких лет в мои сны снова вернулись маленькие белые демоны. Они проникали с потоком ветра через южное окно, и за ними тянулась дорожка неясного таинственного света. Они прятались по обеим сторонам постели и в складках одежды, некоторые застывали неподвижно, а другие прыгали вокруг и плясали. Их стенания были похожи на плач тех проклятых женщин в дальних покоях дворца, а когда они гневались, их голоса звучали яростными криками воинов на поле битвы. От этого непрошенного соседства я просто задыхался.

Прогнать эту ораву маленьких белых демонов было некому, потому что монах Цзюэкун в это время сладко спал без снов в своем далеком Монастыре Горького Бамбука. Как-то раз, с трудом очнувшись от ночного кошмара, я вскочил и увидел охваченную паникой Цзиньфэй. Прикрывая нижнюю часть тела куском шелка, она стояла, босая, у изголовья моей кровати, и в глазах у нее застыли недоумение и ужас. Я понял, что напугал ее своими дикими криками во сне.

— У вас, государь, что-то не ладно со здоровьем. Я уже послала за придворным врачевателем, — дрожащим голосом сообщила она.

— Не надо никакого придворного врачевателя. Пошли за кем-нибудь, кто умеет ловить демонов. — Я уже не спал, но по-прежнему видел этих маленьких белых демонов, хотя в свете свечи они стали поменьше и потеряли четкость очертаний. Теперь они стояли на пузатых вазах, на подставках для цветов, на подоконниках и завывали так же пронзительно. — Видишь их? — обратился я к Цзиньфэй, указывая на белые тени на одной из подставок для цветов. — Вот об этих маленьких белых демонах я и толкую. Они вернулись, и бедствия скоро обрушатся на царство Се.

— Государь, вам просто кажется. Это же яблоня-китайка.

— Да ты присмотрись получше. Под листьями яблони-китайки эти маленькие белые демоны и прячутся. Видишь, один повернулся лицом к тебе? Он издевается над вами, глупыми женщинами, которые ни в чем не разбираются.

— Там, правда, ничего нет, ваше величество. Это лунный свет, ваше величество.

Перепуганная Цзиньфэй разревелась и, всхлипывая, выкрикнула — имя стоявшего за дверьми дежурного евнуха. Тут же вбежали царские стражники. В воздухе раздалось несколько громких хлопков, и под мечами стражников маленькие белые демоны стали лопаться один за другим, как пузыри.

Никто не верил, что я видел демонов наяву, и все готовы были скорее принять за истину бесконечные истории о призраках, чем поверить моим подробным описаниям. Это читалось на их сонных лицах. Подумать только, теперь они уже посматривают на меня с каким-то подозрением, на меня, величайшего из всех правителей, государя, каждое слово которого на вес золота. Неужели они знают, что я не законный властитель великого царства Се?

Я не находил покоя ни днем, ни ночью. В ушах звенело проклятие, произнесенное безумцем Сунь Синем: «Ты увидишь девяносто девять духов и демонов, и бедствия вскоре обрушатся на царство Се».

План тайного убийства Дуаньвэня стал зреть после того, как выпито было уже немало. В числе заговорщиков на пирушке, где вино лилось рекой, присутствовал глава Военного министерства Цю Вэнь, заместитель главы Министерства церемоний Лян Вэньмо; главный придворный инспектор Цзи Чжан и мой главный управляющий, верховный евнух Яньлан. Я уже изрядно опьянел и плохо соображал, когда высказал то, что не давало мне покоя. На лицах моих стойких приверженцев отразились непростые переживания, и они захотели проверить услышанное. Чрезвычайно осторожно было упомянуто имя Дуаньвэня и приведен целый ряд касающихся его слухов. Помню, тогда я швырнул к ногам Цю Вэня кубок из белого нефрита. «Убить!» — лаконично и несдержанно прорычал я, так что испуганный Цю Вэнь даже вскочил. «Убить», — эхом повторил он мой приказ. После этого в разговоре произошел резкий перелом, и стал вырисовываться тайный план. Заговорщики согласились, что выполнить его будет не трудно, дело, мол, привычное, и единственно опасались, что это может вызвать ярость членов семьи покойного государя, всех этих разбросанных по всему царству властителей собственных уделов. После кончины госпожи Хуанфу их противоречия со двором Се с каждым днем обострялись, особенно это касалось Западного гуна Чжаояна, тесные отношения которого с Дуаньвэнем вызывали еще большее беспокойство.

— Убить! — охваченный волной возбуждения, я прервал осторожничавших заговорщиков. — Я хочу, чтобы вы убили его. — Хлопнув по столику, я вскочил и стал притягивать каждого по очереди за ухо, крича; «Слышали, что я сказал? Я, правитель Се, хочу, чтобы вы убили его!»

— Да, государь. Раз вы желаете, чтобы он был убит, считайте, что он уже мертв. — Цзи Чжан рухнул на колени и зарыдал. — Ваше величество, — молил он, — вызовите Дуаньвэня завтра во дворец, и я выполню ваше желание.

На следующий день Яньлан доставил вызов в резиденцию пинциньского принца. При виде его белого коня у каменной привязи вокруг начала быстро собираться толпа уличных торговцев и простолюдинов, пока там не стало так тесно, что яблоку было негде упасть. Всем хотелось посмотреть, каков из себя этот облеченный властью евнух, а еще больше — глянуть, как элегантно держится овеянный легендами Дуаньвэнь. Говорят, когда Дуаньвэнь опустился на одно колено, чтобы принять вызов во дворец, он повел себя как-то странно, трижды хлопнув ладонью по земле, и эти тяжело раскатившиеся звуки изумили Яньлана, терявшегося в догадках, что еще тот задумал. В это время родной брат Дуаньвэня — Дуаньу — стоял перед экраном у ворот [43] Экран у входа в дом ставился для защиты от злых духов, которые, как считалось, могут двигаться только по прямой. и громко осыпал собравшихся на улице зевак грубой руганью.