Сухбат Афлатуни - Пенуэль

«Яков, вы опять обо мне забыли, — пожаловались из кармана. — Когда мы отправимся на карусели?»

«Когда перестанешь конфеты воровать», — сказал Яков, разглядывая японцев.

«Значит — никогда», — вздохнул мальчик.

К Якову весело подошел экскурсовод. На нем были красные вязаные перчатки и красный шарф; и вообще он был красный. Снег таял в его бровях, и Яков подумал, что и его собственные брови сейчас в снегу, и провел по ним пальцем. Палец стал мокрым, и Яков быстро вытер его об шинель.

«Привет, когда мосты взрывать будут?» — спросил экскурсовод.

Яков улыбнулся: «Когда надо, тогда и будут».

Закурили.

«Жалко, что ты не глухонемой, — сказал экскурсовод. — Намечалась группа глухонемых туристов, а я их языком не владею».

Наконец Яков высмотрел то, что ему было нужно.

Японец отлетел на снег, Яков заламывал ему руки.

Вокруг стояли туристы; кто-то фотографировал.

«Отпусти, больно, — прохрипел снизу турист. — Ты, Яков, полномочия превышаешь».

Подбежал экскурсовод: «Яков, опять ты мне бизнес портишь! Ну и кого ты поймал?»

«Да… все того же… — тяжело дышал Яков. — Полюбуйся».

Пока шел этот разговор, тот, кто лежал на снегу, освободил руку… Осторожно нащупал уплотнение на животе у Якова. Уплотнение тикало. Ладонь стала медленно сжимать его.

«А-а!» — закричал Яков.

Туристы перестали фотографировать.

Ладонь сжимала часы в теле человека. Последние секунды серыми хроноцитами гасли в кровеносной системе.

Часы остановились. Яков лежал на утоптанном экскурсионной группой снегу.

Убийца поднимался, отплевываясь от снега.

«Скажите нашим гостям, что солдат Яков не умер, а просто перешел из нашего времени в другое», — сказал он экскурсоводу.

Экскурсовод перевел.

Японские туристы понимающе закивали.

«А что, — спросил убийца у экскурсовода, — они у себя в Японии часы не заглатывают?»

«Не-е, — сказал экскурсовод и нахмурился. — Надо сообщить родным, близким и чучельщику».

Яков лежал на снегу; из кармана у него выглянуло что-то розовое, вроде носового платка.

«Ладно, пойду», — сказал убийца, приглаживая волосы.

«Ну, счастливо, — сказал экскурсовод. — Подождите, а мост? Вы ведь хотели взорвать мост?»

«В другой раз, в другой раз», — отмахнулся преступник и пошел прочь.

Экскурсовод посмотрел на следы, оставляемые уходящим, и замахал флажком:

«Минасама! Делаем фотографии, быстро делаем фотографии! Посмотрели на его следы, все посмотрели! Видите, следы в виде циферблатов? В виде циферблатов с двумя стрелками? Это был главврач! Только он оставляет такие следы! Делаем снимки!»

Отпечатки циферблатов темнели на снегу и тянулись за удалявшейся фигурой. Было видно, как по мере удаления перемещалась секундная стрелка. Туристы шуршали вспышками.

Когда они сели в автобус и уехали к следующему мосту, шинель Якова пошевелилась. Из кармана вылез мальчик, вытирая об себя липкие от конфет руки.

«Яков, — сказал мальчик, — мне хочется сладенького».

Помолчав, сам себе ответил голосом Якова: «Хочется-перехочется. Перехочется».

Прошелся вокруг тела, скользя чешками по снегу.

«Если бы попросили бессмертия, ходили бы сейчас, охраняли свои мосты. И не надо было просить себе детство. Взрослый человек не должен быть стеклянным. А вы просили детство, вот и радуйтесь. И вы тут непонятно чего, и я без конфет».

И, надев кепочку, стал перепрыгивать по следам-циферблатам.

Делать это было непросто, потому что с каждым прыжком менялись освещение, место и время года. Прыжок — весна. Прыжок — еще что-то, догорают листья.

Там, где следы пересекали дорогу, мальчик остановился и стал ждать свадебную машину.

«Что-то разбилось?»

Гуля, в жутком свадебном платье, смотрела на жениха.

Они ехали в машине.

«Что?» — спросил жених.

«Звук был такой, как будто разбилось».

«Тебе идет это платье», — сказал жених.

Гуля отвернулась к стеклу. За стеклом приближались и уносились низкие деревья. Над ними неподвижно висели горы. Свадебный кортеж двигался к Чарваку. По плану, первую брачную ночь молодожены должны провести в «Пирамидах», наслаждаясь видом на водохранилище.

Гуля слегка опустила стекло. Ледяная струя заиграла цветами в венке.

«Жопу простудишь», — сказал жених.

«Ты раньше не был таким грубым», — ответила Гуля, все так же глядя в стекло.

«Я не грубый, киска, я заботливый, запомни», — улыбнулся жених и подмигнул девушке, сидевшей слева от него на сидении. Девушка сделала гримасу и покачала красиво завитой головой. Она играла роль свидетельницы со стороны невесты.

На переднем сиденье сидел свидетель со стороны жениха и с помощью зубочистки занимался исследовательской работой во рту. Компания по пути закусила шашлыком; поле деятельности для зубочистки было широким.

Жених широко зевнул. У него были ровные зубы, красивый мускулистый язык и рельефное влажное нёбо. «Музыку сделай», — сказал он свидетелю.

На капоте болталась белая кукла с раздвинутыми руками и ногами. Когда ехали по городу, кукла сидела смирно, но за городом что-то ослабло, и куклу мотало, как пьяную женщину. Это очень смешило жениха и свидетелей с обеих сторон.

Загремела музыка. Гуля еще сильней прижалась к стеклу.

Дорога пошла наверх.

«Прошлой зимой на серпантине две машины сорвались!» — крикнул свидетель, повернувшись. Из-за музыки это все равно никто не расслышал.

В лобовом стекле появилось покатое тело плотины.

«Здесь остановите!» — крикнула Гуля.

Свернув с дороги, машина остановилась. Водитель убавил музыку.

«Сколько тебе нужно, киска?», — спросил жених.

«Я уже говорила, сколько», — сказала Гуля и стала выходить из машины. Свадебное платье, широкое, как наполненная пеной ванна, с трудом вываливалось наружу.

Наконец Гуля вышла и пошла вдоль дороги. Мимо пролетали машины.

«Сейчас все платье ей заделают», — сказала свидетельница.

«А куда она пошла?» — спросил шофер.

«Ей попрощаться надо», — сказал жених и нахмурился. Хмурость ему тоже шла. У него был широкий лоб, какой бывает у ученых.

«С кем прощаться?» — спросил свидетель со стороны жениха, водя зубочисткой по лобовому стеклу. Кружочек, кружочек. Животик. Ножки.

«С детством», — ответил жених.

«Взвейтесь, кострами, синие ночи!» — запищала свидетельница. Заметив взгляд жениха, замолчала. Улыбнулась. Несмотря на съеденный шашлык, ее улыбка пахла мятой и как бы говорила: покупайте жевательную резинку «Мятный бриз».

Снова застучала музыка. Жених посмотрел на часы и, откинувшись на сидение, закрыл глаза.

Гуля остановилась и тоже посмотрела на часы.

Свадебное платье шевелилось и шумело от ветра. Теперь оно было похоже на огромный сухой торт, с тысячей розочек и других радостей. Или на парашют, не способный спасти, но способный доставить падающему последнее эстетическое удовольствие. Поблескивали жемчуг, бисер, стеклярус, осколки чего-то и бутылочки со слезами уважаемых невест прошлого. Чуть ниже болтались лоскутки из тех самых простыней, на которых кричали в свою первую брачную ночь три прабабки и две бабки. Лоскутки были обшиты по кайме жемчугом, к одному лоскутку была приколота медаль «Мать-героиня», которая до этого успела принести счастье на двадцати свадебных платьях. У самой прабабки-медалистки было десять сыновей; все занимали хорошие должности.