Эльвира Барякина - Ж. Замечательных людей

План впечатлил — денег дали.

Подготовка к съемкам затянулась на целый год. Я несколько раз ходила на съемочную площадку. Вместо задника — синий экран. Декораций минимум — только то, что под ногами: камни, поле с травой. Смешно и странно было видеть накрашенных мужиков, бегущих по помосту — копья наперевес, рты разинуты. Мимо них по рельсу ехала камера; огромный вентилятор изображал ветер — происходила историческая битва.

Еще несколько месяцев Кевин проторчал в студии, где из отснятого материала делали зрелище . На стенах — раскадровки, на столах — гипсовые модели храмов и гор. Дядьки в гавайских рубашках сидели перед компьютерами и приставляли дорогу к домам, пар ко ртам и луну к небу.

«Шедевр!» — сказали зрители на предварительном просмотре.

«Блокбастер!» — сказало студийное начальство.

Кевин берет меня за руку.

— Ты придешь ко мне на премьеру?

Я пококетничала для проформы: сказала, что попробую вырваться…

Почему-то хочется, чтобы фильм оказался говном. То ли мне завидно, то ли старая рана еще не зажила.

РОВЕСНИК

30 января 2007 г.

Леля, сестра, спрашивает: а что мы с Полом вместе не живем? А то — мы старые перечники, и нам дороги наши привычки. Пол любит свой пятнадцатый этаж, а я люблю мою «усадьбу» с ее скрипучими лесенками, книжными шкафами и деревьями без названий по периметру.

Мы с Полом спорим до хрипоты:

— А на случай пожара у тебя, видимо, есть парашют…

— А тебе пылища в окна летит.

— А в тебя может врезаться самолет.

— Зато у тебя в жару из помойки воняет. Ты ее на задний двор выставляешь — а бесполезно!

К тому же у меня есть Люси, а у Пола — Папа Жао. И если мы будем жить вместе, то кого-то придется уволить.

Пол и Папа Жао — ровесники, но первый выглядит бойцом-молодцом, а второй — старым китайцем.

Ворчливый, на голове три волоса в два ряда, желтые зубы съехали набок. На мое появление он отреагировал сдержанно:

— Ну… давайте возьмем ее на испытательный срок. А там посмотрим.

Пол ругается с Папой Жао, дразнит его, иногда даже кричит, но смутить домработника невозможно. Каждый день в семь утра он по-хозяйски входит в квартиру и включает пылесос. Ему дела нет — спит ли хозяин, один ли он… Однажды он ввалился к нам в спальню — я едва успела нырнуть под одеяло.

— Жао, выйди, пожалуйста за дверь!

Он поднял мои туфли и принялся пылесосить под кроватью.

— Пора вставать. А то на работу опоздаете.

— Зачем тебе сдалось это недоразумение? — спросила я Пола.

— Папа Жао — историческая реликвия. Артефакт.

Когда в Поднебесной началась Культурная революция Жао было 9 лет. Великий Кормчий объявил, что в партию затесались враги, которых нужно искоренить. Врагами по определению считались: владельцы радиоприемников, часов и велосипедов (буржуазия), обладатели высшего образования (буржуазные подголоски) и те, кто ездил за границу (шпионы).

Культурная революция началась весело. Загремели большие барабаны, закричали репродукторы на столбах. Жао вместе с приятелями помчался на площадь. Там, на трибуне, стоял человек во френче и страстно говорил о борьбе. Толпа рукоплескала. У девушек по щекам текли счастливые слезы.

— Клянемся! Клянемся! — выкрикивали они, прижимая руки к сердцам.

Потом на трибуну вывели соседей Жао — дядю Вонга и еще других. Им надели на головы дурацкие колпаки и повесили на грудь таблички: «Я — змея. Ядовитая гадина и враг революции». Их заставили стоять «самолетиком» — согнувшись в три погибели и подняв руки за спиной.

Народ бушевал. Некоторые пытались доплюнуть до штанов дяди Вонга, но попали на штаны оратора. За это дядю Вонга избили.

Вечером Жао спросил у мамы, за что арестовали соседей. Мать отложила в сторону цитатник Великого Кормчего.

— Вонг был шпионом. Он ездил в СССР на фестиваль. Вот тогда-то его и завербовали.

Жао вспомнил, как соседский сын приносил в школу расписную деревянную куклу из России. Игрушка была странная — мало того, что беременная, так в животе у нее сидела беременная дочка, беременная внучка и так до седьмого колена. Учительница сказала, что русские сами беременные от рождения, и поэтому у них нет памяти и они переврали все законы марксизма.

Как можно было продаться таким уродам?

Жизнь становилась все интереснее и интереснее. Занятия в школе отменили. Жао вместе с друзьями записался в Красную Гвардию. На собраниях они вспоминали, кто мог вредить революции и шли их наказывать. Худшим врагом, разумеется, был директор школы: он всем ставил плохие оценки и не разрешал бегать по коридору. Его поймали, отлупили и выкинули в окно.

Потом командир решил проверить, не хранится ли у директора вредная литература. Пришли на квартиру — а там целый завал шпионских книг: на японском, русском и даже американском. Жечь их было очень трудно: все аж запыхались, перетаскивая тяжелые тома во двор.

Одного из друзей Жао выпорол отец: он говорил, что нельзя мучать ни в чем не повинных людей. На следующий день несознательный папаша сам стоял самолетиком на площади.

— Люби отца, люби мать, но больше всех люби Председателя Мао! — кричали дети и пускались в пляс.

Единственное, что было плохо — все время хотелось жрать. Магазины позакрывались, карточки не отоваривались, зарплату родителям не давали… Жао вместе с другими детьми отправился в деревню на рисовые поля: партия приказала — пришлось ответить «Есть!» Когда он вернулся, их квартира была пуста. Все вещи разодраны, что-то украдено… Соседка сказала, что младший брат Жао разбил гипсовый бюст Председателя, чтобы сделать из него мелки — тогда все дети увлекались рисунками на асфальте. Кто-то донес и вскоре в дом нагрянула Красная Гвардия.

— Твоя мать очень плакала и не хотела уезжать, но их все равно увезли, — сказала соседка и пошла ужинать.

Жао отправился по друзьям, но с ним никто не хотел разговаривать.

— Место предателя — в мусорной яме.

Прорыдав всю ночь в пустой квартире, Жао решил вернуться в деревню. Там была добрая тетя Пен, которая давала ему рис.

Разумеется, Пен не обрадовалась, когда на пороге появился грязный, сопливый ребенок. У нее было трое дочерей — их бы накормить. Но Жао был мальчиком и потому его взяли в семью.

Работали от зари до зари. Денег не получали: оплата — тебя не тронут, если выполнишь норму. Деревенские мальчишки дразнили Жао «городским ревизионистом» и заставляли есть грязь.

Времена менялись. Мао умер, Культурная революция сошла на нет, начальство заговорило о Решительном Рывке.

Жао нравилась одна девушка, но жениться он не мог — денег нет, жилья нет. Девушка вышла за рабочего из города. Про городские фабрики рассказывали чудеса: пашешь всего двенадцать часов, имеешь два выходных в месяц и, главное, получаешь деньги.