Автор неизвестен - Литконкурс Тенета-98

Может быть, я умер? Может я не провалился в люк, а меня сбила машина? Хотя я прекрасно помню этот люк, и боль в плече чувствовалась дня два.

Что-то странное есть в нашем мире — кроме человеческой души. Я абсолютно спокоен, я должен быть счастлив, ведь счастливы дети, не догадывающиеся, что ждет их впереди. Наверху все устроено не так, как я полагал в течении тридцати лет, значит нельзя представить себе жизни и там, внизу.

Проходят… — x x x-

Боже мой! Вся середина блокнота вывалилась, пока я спал на прошлой неделе. Листочки разлетелись вокруг, я не могу до них дотянутся, они продолжают медленно удаляться.

Сколько труда в них вложено! Сколько мыслей! Долгие часы размышлений. Верилось — это кому-нибудь пригодится. Я всегда так думал о собственной жизни — даже до падения, хотя теперь мне явственно видна чудовищная абсурдность мира наверху.

Я — избранный, падающий.

Я больше не напишу ни строки, я буду творить подобно богу — в мире, неведомом никому, открытом мной, бесконечно глубоком.

Счастье… — x x x-

Прошло двенадцать лет. Я все еще падаю.

Начинает открываться смысл жизни.

(Блокнот найден обходчиком Мосгаза в люке? 167 по Реутовской улице. Кроме блокнота ничего обнаружено не было).

Лето 1994 г. Новокосино.

Новый, 199… Год, мы встречали дома. Было много гостей, еще больше поздравлений, шампанское и водка лились рекой. Уже почти под утро подъехал Сергей с полудюжиной приятелей, все были сильно навеселе; их встретили радостно, тут же начали хором распевать что-то народное, и я, кажется, нес околесицу, размахивая рюмкой.

— О, Дима, Дима! — вдруг закричала Светка, жена Сергея, — у нас же для тебя подарок есть!

… Вы видели несуразные пластмассовые игрушки времен уже ушедших? Они назывались, если не изменяет память, «пупсики», их негнущиеся руки и ноги можно было выломать из туловища, чем все дети успешно и занимались. В некоторых домах, более или менее многодетных, я видел целые ящики таких кукол, а еще раньше, в дни благословенные, я видел, как дети играют в них два голых пупсика, раскинув ноги (иначе они сидеть не могли), видимо, о чем-то очень серьезном беседовали, стукаясь пластмассовыми лысыми головами ведомые рукой очень целеустремленной девочки.

— Сергей! Где она? — спросила Светка мужа.

— Да, точно! — он покопался в пакете, выудил розовую пластмассовую свинью и протянул мне. — С Новым Годом!

Может быть, на моем лице промелькнуло некое недоумение.

— Уникальная вещь, — тыча пальцем в игрушку, сказал Сергей. — Ее в мой магазин на комиссию принесли. Смотри: «Свинья-оракул».

В области окорока в пластмассе было выжжено нечто вроде торговой марки: "По повелению использованию подлежит — свинья-оракул". И чуть ниже какой-то очень витиеватый оттиск. У свиньи было, как полагается, четыре конечности, с трудом поворачивающиеся в пазах, сделанных в корпусе. На туловище справа, ближе к голове, торчало какое-то устройство, похожее на щель в кассовом аппарате, откуда вылезают чеки, Сходство особенно бросалось в глаза, потому что щель эта заканчивалась зубчиками — точь-в-точь такими, как используются в кассах, чтобы вручную оторвать пропечатанный чек. Маленькие пластмассовые глаза свиньи были намертво приделаны к голове, зрачки, как у всех таких кукол, были скошены в одну сторону.

— Спасибо, — сказал я и поставил свинью на полку в прихожей. — Пойдем что ли, выпьем?

Пьянство отдаляет нас от бездны.

Через пару дней Новый Год кончился. Сутки мы приходили в себя и убирались в квартире. Лиза нашла свинью на полке и принесла ее мне.

— Что это такое? — спросила она.

— Там написано, — ответил я, — это Серега на Новый Год подарил.

— "Свинья-оракул", — прочитала Лиза, — а что это значит?

— Ты не знаешь, что такое оракул?

— Знаю, но это как-то работает?

— А ты ее что-нибудь спроси, а она ответит, — сказал я.

Идиот.

— Какая завтра будет погода?

Завтра и всегда будет тьма. Будет тоска, переходящая в отчаянье. Будет очень холодно и страшно. Будет слишком много звезд. Будет очень черное небо.

Свинья слабо затарахтела, и из ее недр через устройство на голове поползла бумажная лента. Мы отпрянули. Потарахтев с полминуты, она затихла. Переглянувшись с Лизой, я с опаской (ха! "с опаской"!) взял свинью в руки и оторвал бумагу.

" 6.00. — 18?С. Ветер 7–9 м / с, западный. Давление 140 мм. рт. ст.

9.00. — 17?С. Ветер 7–9 м / с, западный.

12.00. — 15?С. Ветер 6–8 м / с, юго-западный …"

И так далее, до полуночи.

С другой стороны от любых проблем может спасти глупость. Я готов перед кем угодно отстаивать эту мысль. Глупость — дар Божий.

— Вот здорово, — воскликнула Лиза. — Давай еще спросим.

Она вертела в руках прогноз погоды.

— Ну, ни фига себе! Давай, давай еще спросим.

Я все еще не мог прийти в себя.

— Ну, давай, да.

— А что? — спросила Лиза.

— Кто победит на выборах?

— На каких? — не поняла Лиза.

— Ну, на президентских, следующих, у нас.

Свинья дернулась, вылез клочок бумаги.

"Черномырдин".

"По повелению использованию подлежит — свинья-оракул".

В ту ночь мы не спали как раз до шести утра. На термометре, конечно, было — 18?С …

Лиза тогда работала в крупной риэлтерской фирме, кажется, менеджером. У меня было свое небольшое дело. В принципе, мы жили в достатке.

Я поутру на работу не пошел, а Лиза с котировками акций всех активных эмитентов на ближайший месяц умчалась в неизвестность. Через два дня я продал свое дело — в общем, за бесценок; через месяц мы были миллионерами, и по Лизиным подсчетам (тут она свинье не доверилась) через 8 месяцев у нас должен был быть миллиард. Она дневала и ночевала на бирже — где-то на теле у нее были спрятаны распечатки от свиньи.

На этом история могла бы закончиться.

Потому что с этого начинается безумие.

Я услышал, как свинья ходит по дому, дня через три после прогноза погоды. Проснувшись от звука цоканья пластмассы по дереву, я замер и почти тут же толкнул Лизу в бок.

— Ты слышишь?

— Что?

— Ходит кто-то …

— Кто — свинья, — сонно ответила она.

— Как свинья? — испугался я.

— Она и вчера ходила, я тебе не сказала. Если она любой прогноз может выдать, знаешь, сколько там электроники. Так почему бы ей не ходить? — И Лиза повернулась на другой бок.

Звуки доносились из дальнего угла комнаты. Если прислушаться, можно было различить, как скрипят лапы в пластмассовых суставах. Я включил ночник. Свинья бродила под письменным столом. Ее безжизненные глаза были печальны. Мне все еще было страшно, но вдруг стало ее немного жаль. Тогда я побоялся взять ее в руки и лишь при свете дня, когда свинья была недвижима (спала?), решился еще раз рассмотреть ее. Я готов поклясться, что у нее внутри ничего не было. Пластмасса не была прозрачной, но достаточно легко сдавливалась. Весила свинья всего ничего.