Лайза Джуэлл - Тридцатник, и только

— Так это правда? Ты запала на Диге? — спросила она свое отражение, пытаясь скорчить серьезную мину, но опять закатилась от смеха. — Правда? Ты его хочешь? Хочешь увидеть его голым? хочешь увидеть его член? — Она ударила по мраморной поверхности и громко расхохоталась. — Как ты относишься к члену Дига, Надин? Хочешь взять его в руку? И поцеловать? Поцеловать его блестящую головку? — Она чуть не свалилась от смеха и ухватилась за мраморную полочку. — Так как?… А хочешь, чтобы он тебя поцеловал? Тебе понравится, если Диг возьмет в ладони твое лицо и поцелует в губы?

Надин глянула исподлобья на свое затуманившееся отражение: красные пятна на физиономии, расплывшиеся черты, всклокоченные волосы, разъехавшиеся глаза — женщина в зеркале выглядела ее старшей, растолстевшей и не очень изысканной сестрой.

— Я хотчу тьебя, Диг, — произнесла она, подражая акценту Греты Гарбо, — хотчу тьебя. — Она снова захохотала, а потом уронила голову на грудь. — Боже, — простонала она, — Диг, это правда. Я хочу тебя. О чтоб тебя! — Ее голова была слишком мала, чтобы вместить все, что на нее свалилось.

Память услужливо подсовывала открытки с видами из прошлого. Одна открытка помечена 12 сентябрем 1987 года: на сумеречной Бартоломью-роуд Диг вскакивает на ограду, молотит кулаками воздух, не ведая, что за ним наблюдают. А вот овалы и росчерки, которые она рисовала в своем старом дневнике, будучи подростком: Надин Райан Надин Райан Надин Райан. И старый воздушный змей Дига, тот, что он подарил ей после пикника на Цветочном холме: Диг и Дин, 13 сентября 1987 г. (сердечко, рис) навеки.

Виды сменяли друг друга. Вот они запускают змеев на пляже с Дигом и его отцом. Ждут автобуса дождливым субботним утром, чтобы ехать в Ноттинг Хилл на музыкальную толкучку. Стоят в очереди в «Электрозал», зачесанные назад волосы слиплись от геля. Прощаются на закате в день окончания школы, а за Каледонским парком горит автомобиль, с тех пор неразрывно связанный с воспоминаниями о выпускном вечере — разбитое сердце и сгоревшая машина.

Надин припомнила квартиру Дига, расставленные с маниакальной аккуратностью безделушки, сверкающую чистотой кухоньку, взбитые диванные подушки и проветренные одеяла. Она представила, как он внезапно вскакивает с дивана посреди фильма, чтобы подобрать с пола пушинку. Вспомнила, как трогательно он радовался, когда в двадцать семь лет оставил родительский дом и купил собственную квартиру; вспомнила кошмарные выходные, проведенные в «Икеа», многочасовые дискуссии о сравнительных достоинствах коврового покрытия и деревянных полов и бесконечные, изматывающие поиски определенного оттенка бежевого.

Она вообразила их, сидящих рядом на диване, обтянутом синим вельветом, попивающих перед телевизором пиво из больших бутылок, с сигаретами в руках; припомнила тепло соприкоснувшихся бедер, тяжесть его головы на ее плече, сладковатый пивной запах изо рта, когда Диг поворачивается к ней с каким-нибудь шутливым замечанием. Десять лет она воспринимала, как должное, тепло, покой, близость.

Все то, что теперь Дилайла своими ухоженными коготками пытается у нее выцарапать.

Раздумья укрепили Надин, исполнили решительности и мужества. Она не позволит Дилайле снова одержать победу; нет, больше такое не повторится.

Прищурившись, Надин глянула на часы: четверть девятого. Следовательно, в Лондоне четверть восьмого. Порывшись в кармане, нашла ключ от номера, толкнула дверь туалета и твердым шагом направилась к лифтам. Она больше не стеснялась стука своих каблуков по твердому мрамору. Улыбка витала на губах, пока бесшумный лифт поднимал ее наверх.

Надин, слегка пошатываясь, двигалась по коридорам четвертого этажа, каблуки утопали в мягких коврах, букеты цветов расплывались перед глазами, медные бра с плетеными абажурами указывали путь. Бродить в пьяном одиночестве по отелю доставляло ей удовольствие. Надин хотелось пуститься вскачь, промчаться по коридору, как расшалившиеся дитя. Хотелось кричать, визжать, играть в прятки.

И еще ей хотелось поговорить с Дигом. Немедленно. Сейчас же.

Она намеревалась ему сказать, что любит его. Почему она должна опять отдавать победу Дилайле?

В номере Надин сбросила туфли и с разбегу приземлилась на заправленную горничной кровать. Нашла цветную пластиковую табличку с инструкциями, как звонить по межгороду, и набрала номер.

Сердце бешено колотилось, пока она ждала соединения.

— Давай же, — шептала она, — давай, Дигги, миленький, откликнись. — Пятый гудок, шестой, седьмой, Надин уже собралась повесить трубку, как раздался щелчок и на мгновение воцарилась тишина. Надин уловила, как чья-то щека трется о микрофон. Она затаила дыхание.

— Алло? — послышался запыхавшийся женский голос.

Надин с грохотом швырнула трубку. Дилайла. Дилайла Лилли отвечает на звонок в доме Дига. В субботу вечером. Слегка безумная улыбка, не сходившая с лица Надин последнюю четверть часа, истаяла. Ее сменили едкие соленые слезы.

Надин выдернула из пачки бумажный носовой платок и утерла мокрое лицо. Истерическая радость обернулась истерическим горем, не успевала она вытереть слезы, как они снова наворачивались. Место на вельветом диване Дига теперь навеки занято, и ходу в его дом ей больше нет. Она опять проиграла вчистую Дилайле Лилли. У нее было десять лет, чтобы любить Дига, владеть им, принадлежать ему — десять лет! А она на неделю опоздала.

Она уже не смеялась, глядя на себя в зеркало, висевшее напротив кровати. Что смешного в распухшей красной физиономии, и что смешного в любви к старому другу, и уж тем более в зацикленности Дига на Дилайле?. Ничего даже мало-мальски забавного тут нет.

Надин медленно подняла руку, приставила два пальца горизонтально к виску и нажала на курок большим пальцем.

— Пиф-паф, — уныло произнесла она, безвольно роняя руку.

Семейство на «мерседесе» скрылось из вида. Диг сидел, тупо уставившись перед собой, не в состоянии осознать случившееся. Он перевел взгляд на Дилайлу, та отвернувшись к реке, задумчиво смотрела вдаль, стиснутые руки лежали на коленях. Дигу вдруг отчаянно захотелось броситься к Дилайле, обнять и разделить с ней давнее горе. Он закусил губу и силой удержал себя на месте.

Диг выжидал, наблюдая за Дилайлой. Вскоре она встала и поволоклась по лужайке к тропке. У дороги остановила мужчину с рыжим сеттером, тот кивнул и дал ей что-то, порывшись во внутреннем кармане. Когда она стала подниматься вверх по холму, Диг увидел, что тот ей дал. Дилайла курила. Сделала пару затяжек, глянула на сигарету, скривилась и выбросила ее в реку.

Дилайла остановилась на вершине холма, кусая ногти. Наконец, подхватив обе сумки, двинулась к дому. Добравшись до входной двери, вынула из пакета гигантского зайца и усадила его на крыльце.