Яков Арсенов - Тринити

— А что делать с деньгами? — спросил Варшавский.

— Ничего, — ответил Фоминат. — Радуйтесь, что вообще не каталажкой все кончилось.

— Разве мы что-нибудь нарушили? — спросил Артамонов.

— Дело не в этом, — сказал Фоминат. — Подставили вы меня!

— Я же говорил, зарубят нам эту лотерею! Зарубят! — заныл Варшавский, когда Фоминат исчез. — Какие, к черту, ходы! Тут мышь не проскользнет!

— Пока еще никто ничего не зарубил, — монотонно пропел Артамонов.

— Надо нанять юристов, — взялся опять за свое Прорехов. — Сейчас наступает их время. Потом наступит время черных полковников, а пока в ходу они. Пусть составят «Положение о лотерее», раз уж без него не обойтись.

Объявление о приеме на работу юриста вывесили на трамвайной остановке. Желающих откликнулось немного: молодой судья Отрыгин и Николай Иванович Нидворай — мужчина в своей поре, с редкой шерстью по всему телу, включая голову. Они принесли свои резюме в устной форме. С ними провели собеседование о внеурочной работе. Юристов несколько смущало то, что наем на работу проходил в гаденьком номере гостиницы, на одной кровати которого шла беседа, а на другой мирно храпела Галка.

— Соблюдение законности — моя область и моя слабость, — коротко рассказал о себе Отрыгин.

Это его выражение Артамонов занес в блокнот.

Николай Иванович Нидворай в свое оправдание не сказал ничего и сразу перешел к насущному:

— Какое будет положено жалованье?

Ответ конкурсантам работодатели обещали дать после закрытых консультаций, которые начались тут же.

— Отрыгин на первый взгляд умный и, по-видимому, знает какие-то законы, — сделал предварительное заключение Варшавский, просматривая его характеристику с прошлого места работы. — Я по глазам вижу, — предпринял он попытку постоять за своего избранника.

— Умный-то он умный, — сказал Прорехов, — а спроси у него среди ночи таблицы Брадиса наизусть, сядет в лужу. У него нет опыта.

— Кстати, Брадис жил где-то здесь неподалеку, — припомнил Варшавский. Мы на физмате проходили.

— Видок у него больно женоненавистнический, — выказал сомнение Артамонов.

— У кого? — спросил Варшавский. — У Брадиса?

— Да нет, у Отрыгина.

— В поле ветер, в жопе дым! — подвел итог слушаний по первому пункту Прорехов. — Никакой жизни за царя с ним не просматривается. Есть ли у вас планы на будущее? Рассчитываете ли вы наращивать бизнес? — передразнил Отрыгина Прорехов. — Умник нашелся! Все ему расскажи да покажи. Я с ним в одном правовом поле срать не сяду! Он похож на варанчика. Знаете, есть такой принцип — принцип варанчика. Реликт хватает кролика за ногу и говорит ему глазами: «Извини, природа берет верх — я понимаю, что вам неудобно терять ногу, не котомка все же, но поймите и меня — я ногами питаюсь, поэтому при всем уважении — а сам зубами перехватывает ногу выше и выше — вынужден отожрать конечность полностью, раз уж заглотил по колено». Нам такой юрист не годится.

— А у Нидворая зато ботинки нечищеные, — подметил Варшавский.

— Зато просит меньше, — резонно заметил Прорехов.

— Пока меньше, а потом на голову сядет, — сказал Варшавский. — Но при этом он скрытый трудоголик. От него пахнет трудами.

— Я думаю, наши относительно небольшие траты на него перебьют запах, окончательно высказался Артамонов. — Тем более что реализация подзаконных актов от юриста не зависит. Пусть у него хоть семь пятен во лбу.

— Ладно, проснемся — решим, — распустил думу Прорехов.

Под напором Артамонова на работу приняли Николая Ивановича Нидворая.

— Да, забыл спросить, — всполошился вдруг Прорехов, обращаясь к новому кадру. — А с санитарной книжкой у вас все в порядке?

— Так я вроде не в магазин… — на всякий случай Нидворай отступил на пару шагов назад.

— Ах, ну да….

Как выяснилось впоследствии, у Николая Ивановича было два состояния он или заболевал, или выздоравливал. Абсолютно здоровым или полностью разбитым болезнью его никто никогда не видел.

— Да не болею я ничем, — оправдывался Нидворай, — просто у меня интеллигентное лицо.

— Я говорил, надо было у него санитарную книжку спросить, — пенял Прорехов на друзей.

И действительно, чем Нидворай болел, было не понять. Количество вспомогательных недугов было всегда пропорционально тяжести основного заболевания. Юрист тут же запросил аванс, сославшись на проблемы с женой, из-за которой ему негде жить. Ну и, чтобы не позорить «Ренталл» костюмом, взял взаймы еще полушку на покупку нового. Как выяснилось позже, все это было нужно, чтобы сводить молоденькую легистку в ресторан «Якорь» по-над Волгой. Такая вот у него получилась болезнь.

— Болесть — на кого б залесть, — поставил Нидвораю диагноз Прорехов. В принципе, в незапущенных случаях, переносится на ногах.

За пару дней при смутной помощи Нидворая «Положение о лотерее» было составлено. В его основе лежала бланкетная норма, согласно которой впервые в мире участник лотереи сам устанавливал правила поведения во время розыгрыша. По заверению Нидворая, ни одна морская сука не могла теперь доколоться к организаторам — настолько все в документе было облечено в правильные слова. Это было не «Положение», а дриблинг. Расписывалось даже то, как маленькая девочка с русой косой под надзором телекамер тоненькими честными ручонками вытащит из мешка заветные корешки и раздаст подарки везункам. «Ренталл» для урегулирования кислотно-щелочного баланса уступал государству прибыль и довольствовался посреднической десятиной.

По инстанциям «Положение» прошло легко и непринужденно — финуправление и Центробанк в лицах Райдура и Бездольного ратифицировали документ охотно. Похоже, руководители этих ведомств затарились билетами выше крыши. А вот Фоминат, ратовавший за него громче всех, подписать неожиданно отказался. Уперся — и ни в какую!

— Зачем мне лотерея?! — задергался он, словно ему под хвост попала шлея. — Возвращайте деньги!

— Вы что?! — возмутился Варшавский, он воспринял пролет в штыки. — На них закуплены призы!

— Продавайте призы и возвращайте! — не унимался Фоминат.

— Да кто ж их купит?! — всерьез недоумевал Артур. — Их уже лапали-перелапали!

— Продавайте! — потребовал Фоминат. — Иначе подам в арбитраж! И предупреждаю — через неделю закапают пени!

— А как же природа? — вопрошал сам-Артур.

— Какая? — на секунду проникся Фоминат. — Китайская?

— Стерхи водятся в Якутии, — дуто уточнил Варшавский.

Как ни крутили, как ни уговаривали, Фоминат «Положения о лотерее» не подписал.

— Ну и не надо! — сказал ему на это Артамонов. — Нам, Водолеям, чем хуже — тем лучше! Дадим объявление в той же газете, что Фоминат не утвердил «Положение» и лотерея отменяется. Деньги будут возвращены участникам.