Яков Арсенов - Тринити

— Это я к слову, — отвертелся Фельдман.

— У него резус-фактор заело, — сказал продолжавший руководить действом Бирюк. Он всем советовал не торопиться, побольше пить чаю с печеньем, что повышает содержание в крови какой-то ерунды, которая делает кровь крайне ценной. Все так и делали, пожилая медсестра не успевала выставлять на стол питье и сласти.

Мат бравировал перед входом в клиническую лабораторию. Пошевеливал бицепсами, надувал и снова спускал живот, делал махи обеими ногами по очереди. Сардельки его пальцев мелькали то тут, то там, выказывая полнейшую невозмутимость. В моменты душевных взлетов речевые акты Мата свертывались до нуля и в информационном потоке, истекающем из него, начинали преобладать неязыковые данные.

— Мне, собственно, чего-чего, а это — пара пустяков, тем более лежа, выводил он прощальную тираду.

У самой кушетки его объяло что-то вроде катаральной горячки, и сардельки его пальцев заметно обмякли. Пунктаты его речи, взятые наугад из любого места, совсем перестали смешиваться с соседними словами. Мат грозился упасть на стойку с пробирками и наполненными пузырьками, но сестра нацелила его на кушетку, и он, как показалось лежащему рядом Реше, совершенно безрадостно, словно мёнух, рухнул на нее.

Мата вынесли.

— Адипозо-генитальная дистрофия, — установил диагноз Бирюк и призвал остальных не волноваться. — Такое случается каждый год. Есть люди, которые просто не выносят запаха крови и самой мысли о кровопотере. Но талон и справку на его персону я пробью. Это не должно зависеть от результата. Клянусь.

Подтолкнув Артамонова на ложе, предназначавшееся Мату, Бирюк сам улегся вслед за Решей. Несмотря на бирюковскую худосочность, сестра только с третьей попытки воткнула иглу куда надо и резко включила отбор жидкости.

— Вы хоть каким-нибудь видом спорта занимаетесь? — с острасткой спросила она у Бирюка, спросила тихо-тихо, словно находясь в морге.

— Тяжелой атлетикой, — ответил за Бирюка Нинкин. — Видите, как тяжело дышит. — Нинкин встрял в разговор, чтобы отвлечь себя от невыносимой густой струи, бьющей ключом из вены тяжелоатлета, тщедушная фигура которого могла переломиться пополам при одном только виде штанги.

Мукин пообещал Министерству здравоохранения целый литр самой ходовой и отборной крови первой группы и отрицательной принадлежности, но у него не взяли ни капли — подвела перенесенная в детстве желтуха.

— Вот так всегда: задумаешь какое-нибудь доброе дело, а его возьмут и обосрут, — сказал Мукин с сожалением.

— Принц крови, — охарактеризовал его Рудик. — Хочет, но не может.

— А у нас в группе одного лечили от желтухи, а он оказался китайцем, сказал Бирюк.

Клинцов отнесся к сдаче крови брезгливо, как к клизме. Ему было в лом сдавать, но он мог пойти на любые страдания, лишь бы отмазаться от подозрений, что он, как комсорг, не потянул такого простенького дельца. Клинцов боялся, что его за что-нибудь этакое морально-этическое возьмут да и отчислят из комсомола, а значит, и из института. А два года таскать сапоги в армии было для него страшнее потери всей крови.

Большинство доноров расстались со своими кровяными тельцами более-менее бесстрастно.

Фельдман просунулся в дверь последним. Его лицо сразу занялось красной волчанкой. Предвкушая реализацию обеденного талона и перспективного червонца, которые маячили впереди в обмен на сдачу, он заставил себя улечься на кушетку даже с некоторым подобием удовольствия. Он пытался даже улыбаться сестре, ненавидя ее уже за то, что она без всякого чувства жалости воткнула иголку и принялась читать книгу, ожидая наполнения пузырька.

Но Фельдман слишком плохо знал свой организм, который, постоянно находясь в граничных условиях, выработал добротную барьерную функцию без всякого ведома хозяина. Сколько Фельман ни дулся, сколько ни пыжился, ритмически сжимая и разжимая кулак, больше трети стакана его кровеносная система выделить пострадавшим не смогла.

Покидая лабораторию, Фельдман нечаянно умыкнул книгу, которую читала медсестра, и тем самым положил начало небольшой комнатной библиотеке.

Стало понятно, что нет таких ситуаций, в которых Фельдману не удалось бы остаться самим собой. Он всегда был горой за друзей, заботился об их пропитании, об оснащенности 540-й комнаты предметами первой, второй и даже третьей необходимости, всегда что-то доставал, выбивал через профком — одним словом, был классным провайдером, но из своего кармана на кон не выложил ни рубля. И при этом умудрялся слыть за друга. Он поставил себя так, что все прощали ему путаницу в словах «бесценный» и «бесплатный», а также в понятиях «рукоблудие» и «рукоприкладство».

Разные бывают организмы.

После Дня донора к Фельдману стала активнее прирастать кликуха Нужник, потому что нужнее его на потоке было не найти.

Завершая мероприятие по сдаче крови, Бирюк сказал, отведя глаза к горизонту:

— Это дело надо проинтегрировать, что ли…

Реновацию обескровленных тел проводили в 535-й комнате.

Гудеж происходил в границах восторга, четко очерченных количеством питья. К высокому собранию была допущена даже Наташина Алеша. Восстанавливались все — и те, кто сдавал кровь, и те, кто воздержался.

Неожиданно на мероприятие напоролся студсовет. Участники нажора получили по последнему предупреждению перед выселением из общежития без права переписки с комендантом и надежды поселиться туда когда-либо еще.

— Н-да, с этим студсоветом надо что-то решать, — призадумался вслух Рудик.

— Я буду говорить об этом на ближайшей сессии ООН, — сказал Артамонов.

— Есть только один способ, — сказал Бирюк. — Вам необходимо купить настенный календарь, повесить его на стену и выделить красными кружочками все более или менее знаменательные даты. Допустим, в один прекрасный вечерок, типа сегодняшнего, заходит к вам с тыла студсовет и спрашивает, по какому поводу банкет. На самом деле у вас проводится обмывка степухи. Но вы подводите его к календарю и тычете носом в дату рождения или смерти такого-то или такой-то. И все — проблема снята. Принимать меры не имеют права. Наказывать за бокал, поднятый в честь Бабушкина, или, скажем, какой-нибудь там Парижской коммуны просто нельзя. Это будет котироваться как политическое заявление со стороны студсовета, и с ним по вашей жалобе грамотные парни из органов разберутся в один момент.

Завершение Дня донора пошло как по маслу. Бирюка отвели в его комнату только к полуночи. На протяжении всего пути он порывался вниз по лестнице в сторону поймы, чтобы сбить температуру, поднявшуюся так высоко, словно ему вместо двух пузырей охлажденной «Медвежьей крови» влили три флакона горячей крови Мурата.