Яков Арсенов - Тринити

Тренер Цвенев догадывался о происходившем, но до конца так ничего толком и не понял.

Таким образом, грехов у Мата набиралось на безвылазное купание в течение всей жизни.

Вслед за Матом, взявшись за руки, в воду сошли Нинкин и Пунктус. Они не только поплавали, но и с помощью очень жестких натуральных мочалок из прибрежной травы потерли друг другу спинки, большей частью в районе поясниц. Особенно интересно это их упражнение наблюдалось с тыла, оно даже собрало несколько зевак, которые принялись скандировать, пытаясь все их помывочные движения подвести под быстрый счет. Забелин, забыв про только что пережитую порку, схватил камеру и сделал красивый проход вокруг моющихся. И надо сказать — неплохо поработал. Оставалось не засветить пленку при вынимании.

Фельдман, как ангел, едва помочил конечности и бросился обратно к костру. Не любил он отвечать за содеянное, не было у него в характере такой струнки.

А Мат все рвался и рвался в пучину, ощущая на себе тяжкий груз несметных нечестивых дел.

— Теперь можно согрешить и по новой. Наливай! — отдал приказ Рудик.

Забелин припал к кинокамере и принялся снимать пьянку.

— Дебе де кадется, что эди дастольдые кадды будут комптдометидовать дас в гладах подомкофф? — сказал все еще не пришедший в себя Усов, нозализируя звуки оплывшим носом.

— Не думаю, — ответил за Забелина Реша. — Все великие люди были алкоголиками. Это сложилось исторически.

— Но пикники не были для них самоцелью, — сказал Артамонов. — За вином они благородно спорили о России, поднимали бокалы до уровня самоотречения. А мы? Только и болтаем, что о всяких дефицитах, дороговизне и еще кой о чем по мелочам.

— Тогда было другое время, — оправдался за все поколение Клинцов.

— Время здесь ни при чем, — сказал Артамонов и бросил в реку камешек, отчего ударение пришлось не на то слово.

— Почему? Каждая эпоха ставит свои задачи, свои проблемы. — Клинцов явно не собирался пасовать. Чувствовалось, у него есть чем прикрыть свою точку зрения.

— Их диктует не время, а люди. И сегодня можно не впустую спорить о нашем обществе. Все зависит от состава компании.

— Ерш… мля, в смысле… ну… — заворочался Мат, желая дополнить, как всегда, не в жилу.

— Ерш — это не когда смешивают напитки, а когда пьют с разными людьми, — перевел речь друга Реша, чтобы тот не мучился впустую.

— Э-э-м-м, еп-тать, — замычал Мат, благодаря за помощь.

— Но, коль мы заспорили так горячо, значит, и нашу компанию можно считать подходящей, — продолжил Клинцов. — Только что проку от этих споров? Сегодня нет никакой необходимости надрываться, лезть на рожон. Каждый приспосабливается и в меру своих возможностей что-то делает. Весь этот нынешний романтизм чего-то там свершить… смешон и наивен…

— Обыкновенные манипуляции с самим собой, — согласился с ним Фельдман, словно дал ему на ход. — Не более.

— Совершенно верно, — продолжил Клинцов свой рейд по правому краю. Отсюда узость застольных тем, бессмысленность брать ответственность на себя.

Внутренности Клинцова и Артамонова искрили при соприкосновении еще с самой первой колхозной гряды. Когда стороны сходились вплотную, в атмосфере возникала опасность коронного разряда.

— Раз ты настолько категоричен, зачем продолжаешь быть комсоргом?

— Затем же, зачем и ты — комсомольцем. — Клинцов умел отыскивать слабые точки, чтобы вывести собеседника из равновесия.

— Для меня комсомол не больше, чем стеб, — сказал Артамонов.

— А я не враг сам себе, да и гривенника в месяц на взносы не жалко, пояснил свое кредо Клинцов. — И в партию, придет время, вступлю. Я намерен уже к сорока годам попасть в ЦеКа! Такие у меня планы! И я их не скрываю!

— Вот дак да! — воскликнул Усов. — У дас де кудс, а сбдот какой-до! Мудыканты, актеды, дадиодюбитеди, дапидисты, пдофсоюдники, адкогодики, десадтдики и вод деберь кобудист. Одид Кочегадов данимется делом, ходид да кафедду на пдодувки дурбин, осдальные все далетные, дасуются пдосто, данесдо одкуда попадо. Косбодавды, повада, деудачники, даже гдузины, не бобавшие до ли дуда, до ли дуда, до попавшие дюда, сбдот! И дадно бы все это быдо хобби, но все даободот: тудбины и диделя — хобби! Мы забалим бсю энедгетику стданы, дас недьзя выпускадь с дипдомами! Мы тдагедия кудса!

— Что ни сбор, то политические споры, — сказала Татьяна. — Праздник превращаете во что попало!

— Я… как бы это… одним словом… еп-тать, в плане чисто познавательном влиться в мировой… так сказать, процесс… если честно… не грех, а то кадык сводит, мля… — промямлил Мат. Длительные дискуссии в большинстве случаев отзывались в нем глубокой артезианской икотой. К тому же он гонял по нёбу стрельнутую у кого-то дефицитную жевательную резинку, и от этого процесс его речи очень сильно походил на сокращение прямой кишки под глубоким наркозом.

— Мат предлагает выпить за это, — сделал подстрочный перевод текста Реша.

Внутренний мир Мата не определялся наружными факторами. Может быть, и даже скорее всего, внутри у него бурлило, негодовало, сочувствовало, мучилось, но на поверхности он в большинстве случаев оставался бесстрастным, как какой-нибудь провинциальный духовой оркестрик, с одинаковым спокойствием сопровождающий где-нибудь в Растяпино местные парады, демонстрации и похоронные процессии.

Мурат с Нинелью ничего не слышали и не хотели слышать — семейное счастье, как известно, притупляет социально-общественный интерес.

— Ты посмотри вокруг, — не утихал Клинцов, не отставая от Артамонова. Многих ли ты заразил своей бесшабашностью, своими допетровскими идеями?!

— Иди ты в анальное отверстие! — отослал его Артамонов. — И когда ты только уберешь с лица свою несмываемую улыбку! Лыбишься, как дебил!

— Ребята! — с нажимом на «та» пожурила оппонентов Татьяна. — Хоть бы при девушках не выражались так… идиоматически! Сегодня праздник!

Чтобы смягчить беседу, Клинцов попенял на то, что комсомольская жизнь теряет темп.

— Я был на съезде, так в отчетном докладе было отмечено, что в одной организации все члены подали заявление о выходе, — сказал он, — а в другой вообще нет секретаря.

— Стоит ли переживать на этот счет? — сказал Артамонов. — Или боишься остаться без общественной нагрузки?

— Мое дело, — сказал Клинцов. — Хочу и переживаю.

— Почему бы тебе в таком случае не продолжить в таком приблизительно духе — что-то давно на небе не было перистых облаков, а луна с каждым часом все больше идет на ущерб, — сказал Артамонов.

— У тебя все какие-то загибоны! — крутанул Клинцов пальцем у виска.

На что Артамонов сочинил очередной, не менее содержательный абзац, а Клинцов в ответ повторно высказал свое мнение, насытив его до предела хлесткими оборотами. Наедине они никогда не заводились, как кошка с собакой в сильном магнитном поле, а на людях эрегировали до тех пор, пока не выпадали в осадок. Как шахматным королям, им нельзя было сходиться ближе чем на клетку.