Яков Арсенов - Тринити

— Какие тогда случались заповедные лета! — воздыхал Усов, раскрепощенный перестройкой, весной и мультяшками от советника президента Лившица.

— Сейчас не хуже! — уверяла его Татьяна.

Мы устраивали посиделки то у меня дома, то в ресторане у Татьяны, которая от избытка чувств пыталась превратить встречи в подростковые сборища. И как ни странно, ей это удавалось — все кривлялись и танцевали на манер прошлого, как мажоры.

— «Джой»? Нет? Значит, «Статус-кво»! — говорил Пунктус, угадывая мелодию с первого раза.

— Сабрина? Нет? Тогда «Си Си Кетч», — пристраивался к беседе Нинкин через полчаса.

Не объявился только Виталий Артамонов. Сопоставив этот факт с остальными событийными наворотами, несущим опорам группового следствия удалось вычислить, что хозяином архива мог быть как раз он, поскольку, отслужив и доучившись экстерном с другой группой, он отбывал свое распределение именно в тех краях, где был найден архив.

В конце концов все сошлись на мысли, что выход книги поспособствовал возрождению группы и, может быть, в дальнейшем придаст ей новых оборотов. Если бы не книга, век бы не сошлись и не связались вот так внепланово! — причитали бывшие одногруппники.

На сборище я рассказал, как в магазине «Техническая книга» вся завезенная партия «76-Т3» из ста пачек была скуплена оптом. Управляющий делами одного совхоза-техникума отправился в город за спецлитературой и обмишенился, приняв повесть за методическое пособие по изучению колесного трактора модификации «76-ТэЗэ» Владимирского завода. На нем, собственно, покупатель и приехал забирать учебную литературу.

Потом на книгу навалились курсанты из бронетанкового училища — им визуально показалось, что речь под обложкой идет о танке «Т-34».

Но лучше всего книги уходят на дорогах, признался я, и на посошок поведал о своих нелегальных отношениях с инспекторами ГАИ, которые до некоторых пор с удовольствием принимали книгу стоимостью в пять рублей вместо штрафа в десять, двадцать и даже сто рублей. Рекордным был момент, когда я пересек двойную сплошную на грунтовке в Меловом. Штраф возносился к трем сотням рублей, но был перекрыт книгой. Постепенно рынок насытился, и читательский спрос на дорогах упал. Стали попадаться посты, на которых уже имелось по одному, а то и по два экземпляра. В этих черных дырах приходилось расплачиваться и за текущее, и за прошлое нарушение.

И еще я показал висящую в Интернете переписку программистов. Один советовал другому для насыщения орфографической программы прогнать через нее текст «76-Т3», чтобы все страницы испещрились красными волнистыми линиями. Это подтверждало существование особого студенческого сленга семидесятых, нашедшего отражение в повести.

После этих рассказов меня навечно зачислили в состав группы, и я был приглашен на грядущий День грусти.

Вскоре догадка одногруппников о том, что автором записок мог быть Артамонов, подтвердилась.

Через некоторое время, когда страсти вокруг книги улеглись, на меня совсем из другой оперы и совершенно иной территории вышел известный в стране сенатор, фамилии которого пока называть не буду. Прочитав «76-Т3», он отыскал меня через полиграфический комбинат, на котором печаталась книга, и вскоре приехал сам на мини-вэне «Chrysler Grand Voyager 3.8 AWD», оснащенном проблесковым маячком синего цвета и прицепом для перевозки лошадей. Не выключая мигалки, сенатор пригласил меня и тут же увез к себе в гости, объяснив свою поспешность тем, что у него на такие попутные мелочи жизни может больше вообще никогда не найтись времени.

— Дело в том, — сказал он, выставляя машину в режим «cruise control», что с Артамоновым мне довелось едать из одного «Чикена». Кстати, «Чикен» я был вынужден выкупить у предыдущих владельцев на подставное лицо, пока его окончательно не засрали.

— Что не засрали, лицо? — спросил я.

— Да нет, «Чикен», — уточнил сенатор, — а лицо там такое, что за неделю не покроешь.

Машина новой мягкой резиной легко обволакивала шереши на обработанном фрезами под ремонт участке дороги.

— Есть у меня в числе знакомых один статист, — продолжил сенатор, — на нем я обкатываю свои конфессиальные взгляды и попутно пользую его в качестве подставного лица. Он не обижается, знает, что у меня нет вариантов. Денег он за это не берет, хотя я постоянно предлагаю. Нынче в «Чикене» все еще продолжают торговать курами, но с годами я устрою там музей информационной диверсии. А если не чикаться и перейти ближе к делу, то я бы не объявлялся и не призывал вас на помощь, не будь у рукописи столь витиеватого предисловия. Ведь эта бестия Артамонов кинул нас так же, как и свой первый эшелон одногруппников. Он провел с нами определенный отрезок времени и уехал, оставив записки. А книгу не издал. Врубаетесь?

— Серийный преступник! — сказал я.

— Во-во, — поддакнул сенатор. — А я все точного слова подобрать не мог. Именно серийный преступник и есть!

— Но что все это вообще может значить? — спросил я.

— Абсолютно ничего, — сказал сенатор. — Ну, или, в крайнем случае, то, что рукопись ему совершенно не нужна. Как и та, которую вы когда-то нашли на побережье.

— Странно, — высказался я по этому поводу.

— Ничего странного. Такой он человек, — пояснил сенатор. — А будь он другим, я не стал бы вас беспокоить. И вот мое предложение — возьмите у меня эти бумаги и состряпайте на их базе еще одну книгу. Получится неплохая дилогия.

— У меня нет на это никаких прав, — попытался я отклонить идею.

— Но в случае с «76-Т3» вам ведь удалось обойтись без них, — искал бреши в моей защите сенатор.

— Те бумаги я нашел брошенными, — оправдался я, — а эти, насколько я понимаю, отданы вам на сохранение.

— Вот именно, отданы на сохранение, — сказал сенатор, — как плохо забеременевшая баба.

— Так что здесь совершенно иной случай, — стал я клонить диалог к завершению.

— Никого не бойтесь, — убедительно сказал сенатор, — валите все на меня.

— Это никак невозможно, — отказался я.

— Возможно, — стоял на своем сенатор. — И очень даже как! Ведь за «76-Т3» к вам никто никаких претензий не предъявил.

— Пока нет, — согласился я, — но все еще впереди.

— И сейчас не предъявит.

— В первом случае я выдержал, как мне кажется, достаточный период времени, прежде чем обнародовать их в таком виде и под своим именем, сказал я, — а тут, я вижу, записки совсем свежие.

— Безопасность я вам гарантирую, — трамбовал меня сенатор, — все проблемы с автором я беру на себя. Артамонов нам еще спасибо скажет.

— А может, его об этом спросить? — предложил я.

— Да как его найдешь?! — вскинул руки сенатор. — Он мотается где ни попадя по всему свету и звонит раз в год. Это он называет стратегическим планированием. Мы пашем, а он организовывает наше будущее. Я, конечно, прислушиваюсь к его увещеваниям, если случаются не очень навороченные.