Сергей Юрьенен - Мальчики Дягилева

Теперь про историю «Треуголки». «Треуголка», El Sombrero de Tres Picos, родилась в Испании. Мануэль де Фалья, Дягилев и хореограф Массин. Идея возникла на основе «Correjidor y la Molinera». Дягилев сказал: «Интересная вещь, но в ней нет финала». Мы с Мануэлем добавили хоту на три-четыре минуты, и Дягилев принял «Треуголку». Мы показали ее в Лондоне, в театре «Альхамбра», в 1919 году (5 июня)…

Нижинский, письмо леди «Х»:

«Дорогая мадам,

Я был очень счастлив получить ваше письмо — я понимаю ваше намерение сказать мне, что спектакли Русского Балета не такие хорошие, как были. Также я чувствую, что вы хотели дать мне знать, что Массин хорошо говорил обо мне. Я верю, что он на самом деле говорил хорошо, но в то же время чувствую, что это притворство. Я думаю, это потому, что Массин имеет огромную страсть к Дягилеву, который мне не нравится.

Дягилев ненавидит меня: он пытался посадить меня в тюрьму в Барселоне. Я танцевал в Барселоне — как я делаю всегда — с „любовью“. Массин танцевал без любви, так как предпочитает драматическое искусство. Он хороший мальчик — у меня к нему подлинное чувство, но я не думаю, что у него дружеские чувства ко мне, так как он считает, что я обидел Дягилева. Дягилев сказал ему, что причина, почему я ему не нравлюсь, это потому что я требовал зарплаты, которую я должен был получить в его труппе.

Дягилев не любит платить — Массин со временем это обнаружит. Я хочу, чтобы мне платили пунктуально — у меня есть мать… Массин любит деньги так же, как я. Мне все равно, если Массин занял мое место в вашем сердце. Мне он нравится, и я целую его, как брата, когда мы встречаемся — но он меня в ответ не целует, и это погружает меня в печаль.

Я больше не хочу работать с Дягилевым — в будущем я всегда буду работать без него, потому что наши идеи совершенно отличны. Я надеюсь, что Массин — которого я ценю — перейдет ко мне. Я надеюсь, что он не испугается Дягилева и что он позволит Массину прийти ко мне… Я больше не Нижинский Русского Балета — я Нижинский Бога — я люблю Его и Бог любит меня».

— Испанские танцы у нас в Лондоне исполнял Феликс Фернандес, который привлек меня тем, что хотел попасть в дягилевский балет. По профессии Феликс был наборщиком. «Когда я набираю, — говорил он, — у меня сами ноги танцуют». Мы определили его к профессорам в Барселоне. Он хотел танцевать «Тарантеллу». Феликс Фернандес был исключительно одаренный мальчик, который умел петь мелодию в одном темпе, а танцевать в другом. И вот беда. Мозги его не выдержали. В Лондоне Феликс стал танцевать по ночам на паперти Трафальгарской церкви и свои дни окончил в психлечебнице.

«Треуголка» имела очень большой успех. В Испании меня заинтересовал бой быков, потому что они, испанцы, делали это танцуя. Тогда я писал роль мельника в «Треуголке», я видел перед собой быка, которого надо было убить, но убить без малейшего реализма: грациозно, танцуя.

Меня всегда привлекала архаика. Танцы американских индейцев. В 24-м году я поставил с этими танцами «Меркюр», который Пикассо оформил в парижском «Опера комик». «Опера комик» — это интересно тем, что есть контакт со зрителем. Кроме «Меркюр», я поставил там еще «Парад».

В Америке с композитором Николаем Набоковым мы сделали «Унион Пасифик». В основе была «Постройка железной дороги» Арчибальда Маклиша. Я помню, что среди ночи мне пришла идея одеть весь кордебалет в шпалы. И эта идея дала балет. Во время антракта пришла идея сделать индивидуальный танец бармена. Я обратился к неграм в Гарлеме и на юге, изучил негритянский строт и ввел его в «Унион Пасифик». Успех был невероятный, настолько, что пришлось опускать пожарный занавес. У меня обо всем этом было уже написано, знаете? Американский дневник «1939–1949». Его украли в Париже. Я обращался в найденные предметы, но пока безуспешно. Вы не устали?

Нижинский, дневник:

Я люблю улыбающихся людей, но не когда улыбка натянута, как у Дягилева. Он думает, что люди этого не чувствуют. Он не понимает людей, но хочет, чтобы его слушались…

Я понимал этого человека, которого Дягилев любил до меня. Дягилев любил этого человека физически, следовательно, он хотел быть взаимно любимым. Дягилев развил в нем страсть к произведениям искусства. В Массине он развил любовь к славе. Меня не привлекали ни произведения искусства, ни слава. Дягилев заметил это и бросил меня. Брошенный в одиночестве я бегал за девочками. Мне они нравились. Дягилев думал, что мне скучно, но мне не было скучно. Я один танцевал и сочинял балеты. Дягилеву это не нравилось. Он не хотел, чтобы я делал вещи один, но я с ним не соглашался. Мы часто ссорились. Я запирал мою дверь — наши комнаты сообщались — и не пускал никого. Я боялся его. Я знал, что вся моя жизнь в его руках. Я не выходил из комнаты. Дягилев тоже был один. Он был раздражен, потому что все знали о нашей ссоре. Он ненавидел, когда люди спрашивали: «В чем дело с Нижинским?» Дягилеву нравилось показывать, что я во всем его ученик. Я не хотел соглашаться с Дягилевым и, следовательно, часто ссорился с ним на людях…

Впоследствии, работая над рукописью, посвященной замечательному русскому танцовщику и хореографу, я очень жалел, что не было тогда, в Нейи, у нас магнитофона. Страницы исходного документа, этого американского авиаблокнота, покрыты такими каракулями, что я разбирал их с мучительным трудом — и только для того, чтобы дать себе труд еще больший, сопряженный с протиранием штанов в библиотеке Оперы, поскольку каждая из записанных тогда фраз превращалась в страницы, а то и целые главы.

Но рукопись не сохранилась.

Что касается фрагментов, то, сознавая их бесценность, привожу, как есть…

Дягилев в последние годы жизни (диабет) в Берлине у Хиндемитта, полетел к нему просить.

Приглашение в церковь Всех Святых (между двумя отелями, Гранд Отель и Эксцельсиор). Двор церкви. Фреска. Вся жизнь Святого Францисска (малоизвестного художника). «С радостью буду работать с вами над этим».

О Фр. Ассизском Леонид Федорович рассказывает, как о Дягилеве. «Азбука слепых». Не помню, как случилось, но он встретился с леди Новерти… Это пьеса, год 38-ой.

Следующая вещь в Перруджи, в католическом храме. На подиуме. Сант-Доминика де Перруджи. Последняя репетиция длилась 24 часа. Я не помню, как пришел в отель, а когда проснулся, нашел себя на полу.

1948. «Священная весна» в Милане (14 вещей в Скала).

1949… Накануне Перруджио.

Сын банкира, покровителя Венеции, разбился вместе с актрисой из Голливуда. В память о сыне банкир построил «Театро Верде». И для этого театра я сочинил историю Пасьон де Крист, но с тем, что Ренессанс принес. И вдруг — дожди день за днем. Из Новой Гвинеи были приглашены черные, замечательные артисты. Рояль уже плавал в оркестре. Мы дали спектакль с подмоченными декорациями.