Майкл Корда - Богатство

Букер никак не мог понять, почему он боится Роберта, но приняв это как данность, давно приучился жить с этим. В определенном смысле, думал он, Роберт просто зачаровывал его, как порой зачаровывают некоторые опасные виды спорта. Страх видоизменился, но все же действовал ему на нервы и на этом, отчасти, основывалась власть Роберта над ним. Никогда нельзя было угадать, как поступит Роберт, или куда он способен зайти.

– «План Б», – вставая, повторил Букер.

Роберт не отрывал глаз от экрана.

– "План Б", старина? – мягко спросил он, словно никогда раньше не слыхал этого выражения.

Букер поколебался.

– Не заходи слишком далеко. Я хочу сказать, не зарывайся.

– Не беспокойся так, Мартин, – Роберт включил звук на полную мощность. – Мне просто нужна информация. Никаких грязных трюков. Я усвоил свой урок много лет назад, в Майами, помнишь?

Букер был уже на полпути в холл, к Сесилии, и Патнэму, когда вспомнил, о чем говорил Роберт, и его бросило в жар, на лбу выступил пот.

Он был тогда совсем молодым человеком, только что с юридического факультета, но перед его глазами до сих пор стояла фотография из "Нью-Йорк пост". Полицейские теснили от края бассейна компанию загорелых мужчин и женщин в бикини и солнечных очках, со смешанным выражением страха и любопытства на лицах. Над ними возвышались балконы курортного отеля, уходя за пределы снимка. Рядом с водным велосипедом камера поймала две ноги – одну в сандалии от Гуччи, другую босую. Заголовок гласил: "САМОУБИЙСТВО ДЕЛЕГАТА: ИМЕЛ ЛИ МЕСТО ШАНТАЖ?".

Каким бы ни был «План Б» Роберта, решил Букер, он должен сделать все, чтоб в нем не возникла необходимость, ради общего блага.

Артур всегда избегал посещении ресторана "21", как любого заведения, где его могли заметить и узнать, но Роберт Баннермэн явно чувствовал себя здесь непринужденно. Мужчины, которые приветствовали его, были лощеными, средних лет миллионерами в первом поколении – как догадалась Алекса, это те люди, которые знают, как заставить звенеть деньги. Она узнала знаменитого финансиста с Уолл-Стрит и пару сверхпопулярных актеров, постоянно мелькавших на первых полосах газет. Это были люди круга Роберта, с крепкими натренированными телами – любители бодибилдинга и тенниса, с холодными глазами, хищники, на целую ночь оторвавшиеся от денежных трудов. Их сопровождали жены, как правило, красивые блондинки, моложе мужей лет на десять – двадцать. Многие из них бросали на Роберта взгляды, возможные только между тайными любовниками, взгляды и улыбки, настолько избегавшие какого-либо значения, настолько подчеркнуто небрежные, что были равносильны исповеди.

Что ж, подумала она, это не ее дело. Ее забавляло, что мужья ничего не замечают – однако те были слишком заняты, встречая Роберта крепкими мужественными рукопожатиями, да и вообще производили впечатление людей, которые никогда не уделяют большого внимания своим женам, что было, возможно, одной из причин, объяснявших успех Роберта, хотя и не единственной, ибо он был, вынуждена признать Алекса, исключительно привлекательным мужчиной, и умел убеждать, иначе она бы не приняла его приглашения с первого раза.

Она не могла не заметить, что в отличие от отца, который всегда заказывал столик там, где его не увидят, Роберт выбрал такое место, где его не могли не заметить. Мужчины и женщины нескончаемым потоком останавливались, чтобы поздороваться с ним, и у него, как у прирожденного политика, было в запасе слово для каждого из них. Многие оглядывались на нее, несомненно, чувствуя, что она – какая-то знаменитость, но, к счастью, не могли вспомнить, какая именно. Роберт заказал виски, с обычным для Баннермэнов безразличием к еде, и развлекал ее светской беседой, когда его прервал крепко сложенный мужчина, в котором Алекса смутно признала известного толстосума, партнера президента по гольфу.

– Большой босс говорит, что вы собираетесь выставляться в губернаторы?

Роберт кивнул.

– Рискуй, и победишь, старина.

– Когда вы вернетесь в Вашингтон, мы это обсудим. Пришло время, когда в Олбани нам снова нужен республиканец.

– Я этого добьюсь. – Роберт сверкнул неотразимой улыбкой.

Когда собеседник отошел, он повернулся к Алексе, его лицо стало серьезнее.

– Отец не верил, что я смогу победить на губернаторских выборах, правда?

– Он так не говорил.

– Вы очень тактичны. Давайте не будем тратить время на любезности.

– Хорошо. Да, он считал, что вы проиграете.

– Отец крайне поверхностно разбирался в политике. Он просто не мог вынести мысли, что я могу победить на крупных выборах, тогда как он их проиграл. Он полностью отказался использовать свое влияние в мою пользу. Всякий нормальный отец был бы рад помочь. Вспомните, сколько Джо Кеннеди сделал для Джека и Бобби! Бога ради! Отец даже не помог мне оплатить долги по кампаниям после выборов в Сенат.

– Он считал, что вы использовали его имя, чтобы получить деньги.

– Я использовал наше имя. А почему бы нет? Я, в конце концов, с ним родился, так же, как и он. Когда республиканцы выдвигают кандидатом Баннермэна, они связывают с этим определенные ожидания. И одно из них – то, у них не будет проблем с финансированием кампании.

– По этому вопросу он был непреклонен. Он говорил, что скорее преисподняя замерзнет, чем он поручится вас. Лично я считала, что это было слишком круто.

Роберт улыбнулся – на сей раз более беглой улыбкой, скорее это был намек, на улыбку, чтобы показать – он не принимает это близко к сердцу.

– Да, отец и впрямь был откровенен с вами. В действительности, здесь проблема больше, чем в деньгах. – Он сделал паузу. – Меня беспокоит долгая борьба за Трест. Стирать грязное белье на публике – плохая политика.

– В том, что случилось, нет ничего грязного.

– Но так кажется. И будет чертовски тяжело добиваться официальной должности на фоне крупного процесса. Хотя вы можете сказать, что это не ваша забота. Между прочим, хотя это не мое дело – как относится ко всему этому ваша семья?

Она чувствовали, что ее тянет к нему. Снова, если закрыть глаза, слышался голос Артура. На свой лад она сочувствовала Роберту, – в конце концов, не он оскорблял ее, при том, что известие о смерти отца и его браке, несомненно, пришло в самый неподходящий момент для его политической карьеры.

– У меня только мать. – Это была неправда, но чем меньше сказано о братьях, тем лучше.

Он ободряюще улыбнулся, склонив голову как бы в знак почтения к материнству.

– Полагаю, в ее главах вы не совершаете ошибок. Так уж свойственно считать матерям. – Он прикурил новую сигарету, "Пэлл Мэлл" без фильтра, заметила она. Фальшивая зашита сигаретных фильтров или длинных мундштуков была не для Роберта. Он глубоко затянулся, словно человек, набирающий дыхание перед тем, как нырнугь. Он всегда так курит, гадала она, или просто нервничает.