Майкл Корда - Богатство

– Мне нужны свежие лица, а не обглодки с приемов Джорджа Вейденфилда. Бенуа де Монтекристо, естественно. Генри Гельдцалер, Томас Ховинг – весь художественный истеблишмент – если ты сможешь заполучить одного, явятся и все другие, из страха что-нибудь пропустить. Джеки Онассис [13]?

– Я уже пыталась. Ее секретарша сказала, что она не приедет.

– Позвони еще раз. Скажи, что Бальдур ищет издателя, и не хочет говорить ни с кем, пока не повидается с ней! Грета Гарбо?

– Я думала, она нигде не бывает, разве нет? -Попытайся, п о п ы т а й с я! Ага, Артур Баннермэн! Пригласи его.

– Саймон, Гарбо – это более реально. С чего ты взял, будто Артура Баннермэна заинтересует открытие выставки Бальдура?

– Сколько раз тебе повторять? "Вернисаж", а не "открытие". Баннермэн – крупный коллекционер.

– Да, но я не думаю, что он выходит в свет. Ты уверен, что не имеешь в виду Р о б е р т а Баннермэна? Того, который недавно развелся?

– Роберт Баннермэн совсем не интересуется искусством. Я его знаю. – Он сделал паузу. – Баннермэны, – сказал он, прикрыв глаза, словно испытывал экстаз от самого звука имени. – Боже мой, что за семья, если вдуматься! Сплошные деньги. Кто-то мне рассказывал, что Ховинга однажды посетила идея устроить в Метрополитен Музее специальную выставку сокровищ Баннермэнов – можешь себе представить, какими шедеврами они владеют, – но, когда он предложил это Артуру Баннермэну, тот только покачал головой и произнес: "Нет, не думаю, что матери это понравиться". – Он рассмеялся. – Знаешь, как много у них денег?

– Саймон, я не идиотка. Мне известно, кто такие Баннермэны. Я не абсолютно невежественна.

– Хорошо, хорошо, просто запиши его имя, и пойдем дальше.

Она записала имя. Артуру Алдону Баннермэну будет Послано приглашение, однако она знала, что это пустая трата времени и почтовых расходов. Саймон может, в конце концов, заполучить Джекки, возможно, даже Бенуа де Монтекристо, но Артура Баннермэна – никогда. Банермэны были настолько близки к положению королевской семьи, насколько это возможно в Америке – так, что когда она заглянула в телефонную книгу, оказалось, что это имя не внесено в списки. В конце концов, она послала приглашение на адрес Метрополитен Музея с пометкой "Пожалуйста, перешлите".

И теперь, она двигалась по галерее, с удовольствием отмечая, что миссис Онассис не только пришла, но погружена в беседу с Бальдуром, хотя, как они общаются, оставалось тайной, ибо Бальдур совсем не говорил по-английски, те же, кто, как Саймон, знали иностранные языки, казалось, были не ближе к нему, чем Алекса.

Миссис Онассис была в черных шелковых брюках и такой же блузе, с довольно скромными украшениями для женщины ее положения. Алекса бросила на себя взгляд в зеркало, и убедилась, что сама она одета много лучше. На ней был короткий белый шелковый жакет – болеро поверх черного шелкового джемпера с вортником-хомутом и черная юбка из джерси от Донны Каран, открывающая ноги несколько больше, чем это было удобно. Алекса тратила слишком много денег на одежду, но, независимо от того, сколько она тратила, ей все равно не хватало. Саймон хорошо ей платил, и он была бережлива во всем остальном, но одежда была ее единственной слабостью. Конечно, думала она, когда не нуждаешься в другой.

Когда-то Алекса мечтала представлять высокую моду, но, сколько бы ни сидела на диете, все равно оставалась для этого слишком в теле. Здесь, стоя в углу комнаты, находились две топ-модели, тоненькие, как хлыстики, едва вышедшие из отрочества, со скучающими взглядами, носившими печать профессии – их лица оживлялись только перед объективами фотографов. Одна из них была в мини-платье от Джеффри Бина из плотно подогнанных бронзовых бляшек. Ее веки были окрашены в бронзовый цвет в тон платью. Другая была в платье от Мэри Мак-Фадден из кремовых кружев, отделанных яркими перьями марабу, столь же прозрачное, как ночные рубашки в почтовых каталогах эротического белья.

Алекса старалась смотреть на манекенщиц без зависти, но безуспешно. Она говорила себе, что большинство мужчин в отличие от редакторов журналов мод, восхищаются ей. Это не помогало. В глубине сознания она по-прежнему видела себя в блистательном центре внимания, ступающей по подиуму в каком-нибудь сногсшибательном наряде от Валентино, или Унгаро, или Сен-Лорана – том потрясающем платье, о котором мечтает любая женщина, но носить может только модель " от кутюр".

Она направилась туда, где стоял Саймон, изо вех сил делавший вид, что заинтересован беседой с сэром Лео Голдлюстом, британским издателем. Тот рассуждал о блестящих возможностях живописи Бальдура, его челюсть тряслась, темные хищные глазки посверкивали, непрерывно выискивая в толпе какую-нибудь наиболее важную персону.

– Пластичность! – восклицал он гнусавым голосом так, будто только что изобрел это слово. – Он отрекся от обольстительной легкости палитры,показав нам, что цвет в живописи н е о б я з а т е л е н… Все может быть коричневым, знаете. Отбрасывая цвет, он привлекает наше внимание к самому а к т у рисования, становой кости искусства, так сказать.

– Разумеется, – произнес Саймон восхищенным тоном. И посмотрел на Алексу, взглядом умоляя ее прервать разговор.

Сэр Лео пригнулся, выпучив глаза и подмигнул.

– Конечно, мой дорогой мальчик, мы оба знаем, что это все – ужасный "дрек [14]"! Ты уже что-нибудь продал?

– Две или три картины.

– Мазл тов [15]! Возможно, пришло время подумать об альбоме его работ. В полном цвете, вероятно, с предисловием кого-нибудь из наших здешних выдающихся друзей – семьдесят пять долларов за экземпляр для серьезных коллекционеров, пронумерованный и подписанный. Может быть, в твоих интересах разделить расходы. И выручку, конечно, – вкрадчиво добавил он.

– Прости, Саймон, но ты мне нужен, – сказала Алекса, с просительным видом улыбаясь сэру Лео. Толстая физиономия Голдлюста не выразила ни тени раздражения за то, что его прервали. Его глаза уже искали новую жертву.

– Слава Богу, – сказал Саймон. – Он меня достал. – Он взял у проходившего мимо официанта два бокала шампанского, осушил один, а другой предложил ей.

Она покачала головой. Алекса никогда не была способна оценить вкус виски или вина. То есть, вкус шампанского ей нравился, но не вызываемая им головная боль. В свое время Саймон поставил своей задачей научить ее "расслабляться" (его выражение), но, когда дело коснулось наркотиков и спиртного, он потерпел поражение. От марихуаны ее тянуло в сон, к тому же Алесе был противен ее запах. От алкоголя ее тошнило. Более серьезные наркотики просто пугали ее. В этом пункте, как во многих других, они согласились не соглашаться.

Саймон пожал плечами и выпил второй бокал сам.