Вэй Хой - Крошка из Шанхая

Вечеринка постепенно выходила из-под контроля, превращаясь в бедлам. В три часа утра Летун с сербом уехали в отель «Цзиньцзян», где остановился стилист. Паучок, Крестный отец и двое его друзей по университету развлекались с манекенщицами в гостиной. Тиан-Тиан, Мадонна и я улеглись спать на огромной кровати в нашей спальне, а Джонсон прикорнул на софе.

В пять утра я внезапно проснулась от резких звуков, словно где-то рядом шла потасовка. Из-за двери доносились громкие стоны и крики, похожие на ночное уханье совы. Мадонна удрала с нашей кровати и теперь обвивалась вокруг Джонсона, словно стройная и белая змея. Занимаясь любовью, она даже не бросила сигарету, а по-прежнему держала ее в руке и время от времени затягивалась.

Я наблюдала за этой сценой каких-то несколько мгновений, думая о том, что Мадонна все-таки была настоящей чертовкой. В этот момент она переменила позу, заметила меня и жестом пригласила присоединяться.

Неожиданно пробудившийся Тиан-Тиан крепко обнял меня. В комнате было душно, висел тяжелый запах адреналина, табака, спиртного, от которого бы даже мухи передохли.

Из стереосистемы неслись нескончаемые звуки песни «Зеленый огонек». Всем было не до сна. Мы с Тиан-Тианом поцеловались и обнялись, словно в последний день нашей жизни. После того как издаваемые Мадонной и Джонсоном стоны и вздохи затихли, мы так и заснули, не разжимая объятий.

На следующее утро в квартире не осталось ни гостей, ни даже их тени. На столе ни одной записки. Все словно испарились в никуда. Повсюду на полу и на столе валялись объедки угощения, окурки, пустые облатки из-под таблеток, замызганные бумажные полотенца, чей-то вонючий носок и пара черных трусиков. Отвратительное зрелище!

И поскольку во время вечеринки мое мрачное настроение совершенно улетучилось, возврат прежнего уныния был неизбежен. Я выбросила скопившийся мусор, прибралась в комнате и приготовилась начать жизнь сначала.

Внезапно я осознала – и приняла это как должное, – что снова могу писать. Слава богу, ко мне вернулась эта неуловимая, но всепоглощающая способность манипулировать словами!

Я целиком сосредоточилась на работе, торопясь закончить роман. Тиан-Тиан, как обычно, сидел в соседней комнате, время от времени навещал Мадонну, где играл в так полюбившиеся ему компьютерные игры или носился по городу на ее машине. В кухне опять воцарился прежний беспорядок. Мы перестали вместе придумывать всякие оригинальные рецепты и готовить пробные блюда. В нашу квартиру снова зачастил рассыльный из «Крошки из Сычуаня». Правда, это был уже другой парнишка. Дин уволился. Я думала, уж не начал ли он писать, но когда спросила об этом, официант не мог ответить ничего определенного.

Внезапно позвонили из дома. Мать сломала ногу. Из-за перебоев с электричеством в здании не работал лифт, и она поскользнулась на лестнице. Эта новость сначала ошеломила меня, но затем я быстро собралась, схватила такси и помчалась туда. Отец читал лекции в университете, по дому суетилась горничная. Кроме нее никого не было видно, и квартира казалась удручающе пустынной и тихой. Тишина была такой пронзительной, что звенело в ушах и кружилась голова.

Мать лежала на кровати, закрыв глаза. Ее бледное, как алебастр, изможденное лицо сверкало, как полированная мебель, стоявшая вокруг. Левое колено было в гипсе. Я постаралась подойти как можно тише и присела в кресло у кровати. Она открыла глаза.

– Вот и ты, – сказала она просто.

– Тебе больно? – спросила я.

Она протянула руку и погладила меня по пальцам. Яркий маникюр на ногтях облез, отчего руки казались непривычно чужими.

Она вздохнула и поинтересовалась:

– Как продвигается твой роман?

– Да так себе… Пишу каждый день понемногу, но не уверена, что кому-то будет интересно его читать.

– Поскольку ты твердо решила стать писательницей, не стоит думать о таких вещах.

Впервые за все время она заговорила о моей работе. Я молча смотрела на нее. Мне страшно хотелось наклониться и крепко обнять ее, сказать, как сильно я ее люблю, как мне нужна ее поддержка, чтобы не пасть духом.

– Может, съешь чего-нибудь? – предложила я, не отважившись на объятие.

Она отрицательно покачала головой.

– А у твоего друга все в порядке? Она ничего не знала о том, что Тиан-Тиан лечился в центре для наркоманов.

– Он нарисовал множество иллюстраций, просто превосходных. Возможно, я вставлю их в свою книгу.

– Ты не переберешься сюда ненадолго? Всего на недельку?

Я улыбнулась в ответ.

– Конечно, ведь моя кровать еще на месте?

Горничная помогла привести мою старую комнату в рядок. С тех пор, как Чжуша переехала в отремонтированную квартиру, там больше никто не жил. На книжной полке скопился толстый слой пыли, а на самом верху по-прежнему восседал мохнатый игрушечный орангутанг. Когда в окно заглянуло заходящее солнце, комнату пронизали лучи мягкого и теплого света.

Я ненадолго прилегла на кровать, и мне приснился сон. Будто я еду куда-то по улице на старом, еще школьном, велосипеде, а мне навстречу попадаются знакомые лица. Неожиданно рядом со мной останавливается черный пикап и оттуда выскакивают несколько мужчин в масках. Главарь банды машет им рукой, не выпуская розового мобильника, жестом показывая, чтобы они затащили и меня, и велосипед в машину. Мне светят фонариками прямо в глаза и выпытывают секретные сведения о местонахождении какого-то важного лица.

– Где генерал, говори! – Они пристально смотрят мне в лицо и снова выкрикивают: – Давай, колись! Где генерал?

– Я не знаю!

– Не лги! Посмотри хорошенько на кольцо у тебя на пальце. Как может женщина не знать, где скрывается ее муж? – Я в полной растерянности смотрю на левую руку. И действительно, у меня на безымянном пальце сверкает красивое кольцо с огромным бриллиантом.

– Но я и правда ничего не знаю, хоть убейте! – в отчаянии кричу я.

Когда я проснулась, отец был уже дома. У меня в комнате по-прежнему было тихо, но я поняла, что он вернулся и что время близилось к ужину по едва уловимому тонкому аромату сигары, проникавшему в спальню с балкона.

Я встала, вышла на балкон и поздоровалась с отцом. Он уже переоделся в домашний костюм. Было видно его небольшое брюшко и уже поредевшие седые волосы, взъерошенные ветром. Он молча смотрел на меня, а потом спросил: