Кристофер Бакли - День бумеранга

– Какую часть вашей задницы мне сегодня лизать, Фрэнк?

– Всю сплошь! Я хочу подключиться.

– К чему?

– К избирательной кампании. В узкий круг. К черту всю эту хренотень насчет «сообщества Филинов» и «специальных брифингов, проводимых высшими должностными лицами». Это оставьте для новичков. Я хочу быть в одной комнате с вами и с Ним, когда принимаются большие решения.

– Всего-то? – мягко спросил Бакки. – Что, никаких авиаударов и ракетных пусков? И вам даже не нужны ежедневные специальные отчеты ЦРУ?

– Пока что хватит. Когда мы выиграем, я потребую намного больше. Для начала – должность министра финансов.

– Может, проще будет перевести вам сами финансы?

– Смешно, Бакки. Вы меня по-настоящему развеселили. Комиком случайно не подрабатываете?

– Не обольщайтесь, Фрэнк. Вы просто один из миллиардеров. Согласно «Форбсу», один из трехсот семидесяти.

– Да, я читал. Но этот миллиардер, милый мой Бакки, держит вас за яйца. И сейчас намерен хорошенько дернуть. Почувствовали? Может, еще разок?

– Вы непроходная кандидатура, Фрэнк. Эта история с Йелем: взятка одному из ведущих университетов, чтобы не исключали вашего сынка. Как, по-вашему, это будет выглядеть, когда назначение на должность станут рассматривать в сенате?

– Во-первых, пасынка. Во-вторых, всем пофигу. В-третьих, кто докажет, что это взятка? Думаете, Йель выступит вперед и скажет: «Да, мы берем взятки»? Я щедрый просто. Кто этого не знает? Я раздаю деньги тоннами. Я и вам давал деньги. Не далее как на прошлой неделе я пожертвовал крупные суммы ряду ведущих университетов. Помните пословицу? Деньги как навоз, если не разбрасывать – начнут вонять. Так что не волнуйтесь насчет моей йельской проблемы. Шансов у этой истории никаких. Хотя отдаю должное усердию репортера.

– Я же не могу взмахнуть палочкой и поставить вас во главе кампании, – сказал Бакки.

– На вашем месте, милый мой, я начал бы махать хоть чем-нибудь. Членом помашите – авось поможет. Иначе будете читать расшифровку разговора, во время которого вы подбивали меня ввести в компьютер моей дочери фальшивые компрометирующие электронные письма, связывающие ее с серийным убийцей. У этой истории есть шансы, я вас уверяю.

– Я сделаю что смогу. Но не уверен, что он на это пойдет.

– Еще как пойдет. Скажите ему открытым текстом, чего я хочу. А именно: стать после его переизбрания министром финансов. Ради этого я готов дать на его кампанию столько денег, что вы сможете купить все время на телевидении до последней жалкой секунды от нынешнего дня до самых выборов. Если вы не сможете это ему впарить, вам надо менять работу.

– Я сделаю что смогу. До свидания, Фрэнк. И еще, Фрэнк.

– Да?

– Вы говно!.. Ваша правда. Так гораздо лучше.

Бакки положил трубку со странным чувством освобождения. Редкая возможность в мире политики высказаться со всей откровенностью.

Касс тем временем торговалась с добровольцами.

Ей удалось найти несколько десятков бэби-бумеров в возрасте за шестьдесят, которые были согласны умереть по доброй воле – правда, не раньше, чем в семьдесят пять. Кроме того, за этот самоотверженный акт экономического патриотизма они требовали не только налоговых льгот, намного превосходящих параметры первоначального плана Касс, но и бесплатных похорон, мавзолеев, полной оплаты высшего образования для своих детей и ретроактивных платежей за медицину начиная со столь раннего возраста, как двадцать один год. Касс подсчитала, что общий экономический эффект от их «восхождения» для американской казны составит минус шестьдесят пять миллиардов долларов (она не афишировала этот факт, когда они выступали перед комиссией).

– Где ты выкопала этих людей? В Пхеньяне? – брюзгливо бросил Ранди, вылавливая палочками из контейнера поджаристые кусочки мяса. Он вообще в эти дни был сердит на Касс и Терри из-за их северокорейского проекта. ФБР, как ни странно, не проявляло к ним дальнейшего интереса. И в прессу пока что ничего не просочилось. Аллен Снайдер явно был достоин куда большего, чем семьсот долларов в час. Ранди хмыкнул: – Я думаю, в Северной Корее отыщется множество желающих совершить «восхождение». Причем в любом возрасте.

– К твоему сведению, – сказала Касс, – это не было легко. Попробуй найди в твоем поколении человека, готового сделать что-нибудь альтруистическое для страны.

– Альтруистическое? – переспросил Терри, чуть не подавившись китайским кисло-острым супом. – Животики надорвешь. Наверняка половина этих добровольцев сейчас сидит в интернет-аукционе и смотрит, сколько можно выторговать за те или иные части тела.

– Я о вашем поколении говорю, – сказала Касс Терри и Ранди. – Не о своем.

Терри поднял глаза от курицы «Чан Кайши».

– Думаешь, твое поколение повело бы себя лучше? Я тебя умоляю. Каждое поколение считает себя самым обиженным в истории. Ты на стенку лезешь из-за бюджетного дефицита. А мое поколение пережило реальные кризисы.

– Начинается, – проворчала Касс. – Сейчас последует рассказ о том, где ты был, когда застрелили Кеннеди. С леденящими душу подробностями. Если я в очередной раз услышу такое от бэби-бумера, меня, ей-богу, вырвет.

– Я был в восьмом классе, – начал Ранди. – Мы как раз вышли из спортивного зала и…

– Обвинению нечего добавить, – сказала Касс.

– Это действительно был удар, – заметил Ранди. – Разве твое поколение перенесло что-нибудь подобное? Если не считать, конечно, кражи интимных фотографий Пэрис Хилтон.

– Почему твое поколение так зациклено на самом себе? – спросила Касс. – Ты не думаешь, что таким же ударом для всех была, например, смерть Франклина Рузвельта после четырех лет страшной мировой войны?

– Кто такой Франклин Рузвельт? – поинтересовался Терри, подмигнув Ранди.

– Прошу прощения, – сказала Касс, не взяв наживку. – Я запамятовала, что бумеров не интересует то, что было до сорок шестого года.

– Твоя правда, – согласился Терри. – Мы были по горло заняты бедствиями, которые шли одно за другим. Джон Кеннеди, Роберт Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, Вьетнам…

– Вьетнам? Напомни мне, не в эту ли войну восемьдесят процентов твоего поколения уклонилось от призыва?

– Это была не очень хорошая война.

– А вы, значит, ждали войны получше?

– Я до сих пор жду, – заметил Ранди.

– Потом был Уотергейт… – начал Терри.

– Верно. И вас, бедных бэби-бумеров, это событие лишило всяких иллюзий. Какой удар! Вы, видимо, росли в полной уверенности, что такого не бывает и быть не может.

– Инфляция, бензиновый кризис… К твоему сведению, мисс Благородное Негодование, я большую часть семидесятых, чтобы ездить на машине, воровал бензин из соседских газонокосилок.