Тони Мориссон - Любовь

Джуниор сбежала в одиннадцать лет, несколько недель бродяжничала, и никто ее не замечал. Потом вдруг заметили, когда она в магазине «Все по доллару» украла куклу «десантник Джо»; поскольку своего «десантника» она ни за что не отдавала, ее взяли под стражу и поместили в приемник-распределитель, где она укусила женщину, которая вырвала куклу у нее из рук. А в исправительный приют ее пришлось поместить потому, что она отказалась сообщить о себе что-либо кроме имени. Ее записали как «Джуниор Смит»; так она «Джуниор Смит» и оставалась, пока государство ее не отпустило, и тут она решила вернуть себе настоящее имя, для шика подвесив на кончик двойное «н».

По школьной программе в приюте тоже учили, но главным образом учили другому. И то и это обучение пригодилось – закалило и отточило ту ловкость, что нужна была, чтобы завоевать себе место в большом роскошном доме на Монарх-стрит, где не расхаживает в полумраке по коридору женщина в форме, в любой самый дикий момент для контроля открывая двери, и где не выпит весь воздух сонно буркающими телами вокруг. Место что надо, и потом – здесь он, и каждой мелочью он дает понять, что тут ее только и дожидались. Едва увидев портрет незнакомца, она поняла, что ее дом – здесь. В первую же ночь он ей приснился: нес ее на плече через сад, где росли яблоки «северный разведчик» – огромные, зеленые и тяжко нагибающие ветви.

На следующее утро за завтраком (грейпфрут, омлет, овсянка, жареный хлеб, бекон) Кристина была уже не столь враждебна, но все еще держалась настороже. Джуниор пыталась позабавить ее, передразнивая Гиду. Что называется, расклад пока был еще не очень ясен, она не понимала, куда грести. Лишь когда покончили с едой и она снова оказалась в спальне Гиды, стало ясно наверняка. Божий дар. Это ни с чем не спутаешь.

Не очень ловко себя чувствуя в красных Гидиных апартаментах, Джуниор, пока та рылась в каком-то сундучке, встала у окна, выглянула, и опять внизу оказался тот мальчишка. Чуть раньше она видела, как Кристина выехала из гаража и унеслась, а мальчишка с ведром остался ежиться от холода во дворе. Теперь она наблюдала, как он проводит под носом тыльной стороной ладони и вытирает руку о джинсы. Джуниор улыбнулась. И все еще улыбалась, когда Гида заговорила.

– Вот! Я нашла. – Она держала фотографию в серебряной рамке. – Ценные вещи я запираю то тут, то там и подчас забываю где.

Джуниор отошла от окна, встала перед сундучком на коленки и стала разглядывать фото. Свадьба. Пять человек. Он – в роли жениха – смотрит на девушку справа, та держит единственную розу и с вымученной улыбкой глядит в камеру.

– Она похожа на ту женщину, что живет внизу, на Кристину, – указав на нее, сказала Джуниор.

– Ну, сейчас-то уже не очень, – возразила Гида.

Девушка с розой держала его за руку, а он, глядя на нее, другой рукой обнимал за голые плечи свою крошечную невесту. Под невероятно пышным, спадающим с плеч подвенечным платьем Гида как-то терялась; апельсиновые цветки в руке поникли. Слева от Гиды стоял скользкого вида красавчик, улыбающийся женщине, что была слева уже от него, а та нервно стиснутыми руками выражала больше, чем просто отсутствие букета.

– Я не очень-то изменилась, правда? – спросила Гида.

– А почему ваш муж смотрит на нее, а не на вас?

– Старается подбодрить ее, я думаю. Это в его духе.

– А это у вас была подружка невесты? – спросила Джуниор, показывая на стиснувшую кулаки женщину. – У нее не очень-то радостный вид, а?

– Нет. Это вообще не очень была радостная свадьба. Хотя Билл Коузи был завидным женихом. На мое место многие претендовали.

Джуниор снова принялась изучать фото.

– А это что за парень?

– Наш шафер. В свое время очень известный музыкант был. Ты молода слишком, вряд ли ты о нем слышала.

– Об этих людях вы и пишете?

– Да. Ну, о некоторых. Главным образом о Папе – моем муже то есть, – о его родственниках, его отце. Ты не представляешь себе, какое это было благородное семейство, какие все были утонченные. Причем когда еще – во времена рабства!…

Тут Джуниор перестала слушать – и сразу по двум причинам. Одна состояла в том, что она разуверилась в желании Гиды писать книгу; той не писать хотелось, а болтать, хотя зачем ей платить кому-то, чтобы разводить турусы на колесах, Джуниор для себя еще не уяснила. Второй причиной был мальчишка, который ежится во дворе. Тихо слышались скребки лопатой – он там сгребает талый снег, потом постукивание – колет лед.

– А он что – живет здесь?

– Кто?

– Тот пацан во дворе.

– А, это мальчишка Сандлера. Он помогает нам – сбегать куда-нибудь, двор подмести. Хороший мальчик.

– И как его зовут?

– Роумен. Его дед дружил с моим мужем. Вместе рыбачили. У Папы было две яхты, вон как Одну именем первой жены назвал, а вторую моим.

Шестнадцать, может, и старше. Какая шея!

– …Он всяких выдающихся людей брал ловить рыбу в открытом море. Шерифа, например – Чиф Силк, «Начальник Силка», так его называли. Лучшим был другом папиным. Еще знаменитых певцов, руководителей разных джазов. Но брал и Сандлера, хоть тот и просто работяга с консервного – тогда местные почти все там работали. Папа со всеми умел общий язык найти…

Ему бы в этих старушечьих апартаментах вряд ли понравилось.

– Все обожали его, и он всем тоже добро делал. По завещанию он, конечно, почти все мне оставил, а некоторых послушать, так жена пусть как хочет перебивается…

Вроде как те, в спортлагере, что играли в баскет, а мы смотрели сквозь проволочную сетку, задирали их. Они оглядывались, кой-что нам тоже обещали в таком же духе.

– Мне повезло, я знаю. А моя мать сначала была против. Папин возраст, да все такое. Но Папа умел по-настоящему ухаживать, если оно того стоило. И вишь ты, как получилось. Почти что тридцать лет полного счастья…

Охрана выходила из себя. Гоняли ребят, срывали на них зло, потому что с нами-то что сделаешь - все равно смотрим, и слюнки текут, фанатки этакие, а у них футболки насквозь мокрые от пота.

– Ни он, ни я ни разу на сторону и не глянули. Но уж отель на себе тащить – это, я тебе скажу, работенка. А все было на мне. И ни на кого нельзя положиться. Ни на кого…

Шестнадцать минимум, может, больше. Тоже в баскет гоняет. У меня глаз верный.

– Да ты слушаешь меня, нет? Я сообщаю тебе важную информацию. Ты должна будешь все это записать.

– Я запомню.

Через полчаса Джуниор вновь натянула кожаную куртку. Когда Роумен увидел ее на подъездной дорожке, подумал, должно быть, то же, что и его дед, и помимо воли расплылся в ухмылке.

Джуниор это понравилось. Однако неожиданно у него, совсем как у тех мальчишек из лагеря, опустились плечи – изобразил безразличие: я, мол, тут ни при чем, отошьешь, так и ладно, а может, все-таки подрулить невзначай? Времени на то, чтобы выбрать тактику, Джуниор ему не дала.