Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

На этом мероприятие было закончено, зал опять аплодировал. Я с помощью Мокина собрал плакаты. Он отнёс их на кафедру, а я побежал домой менять 'броню'. Наташа заспешила на почту, звонить медсестре. Вскоре она пришла домой, поставила на стол бутылку водки и положила стопку пузырьков и ампул. Мы выпили по полстакана, и Наташа взяла слово:

- Слушай меня внимательно, - и она достала бумажку с записанным на ней пояснением. - Каждый пузырёк порошка заливается ампулой новокаина, и, не снимая пробки, а через неё; точно так же раствор набирается в шприц! Понял, чтобы кашу на блюдце не устраивал!

Меня поразило то, что, выходит, и уколов надо делать по пять каждому, так как в шприц больше одной ампулы не влезало. Но, что поделаешь, за удовольствие надо платить! Я залил новокаин в пузырьки и набрал первый шприц. Наташа от страха заметалась по комнате, а потом предложила лечь первым мне.

- Ты уже колол первым, так вот что вышло! - привела она убедительный довод, и я лёг на матрас 'кверху попой'.

За такие уколы, что делала Наташа, надо убивать не раздумывая. Она прикасалась иглой к коже, а затем, сопя носом и по-собачьи повизгивая, медленно заталкивала её в ягодицу. Потом несколько минут вливала содержимое шприца внутрь моего тела.

- Мать твою, а побыстрее нельзя? - вскипел я.

- Маму не трогай, а то и вообще не буду колоть!- парировала Наташа, и я пожалел о сказанном. Наташа ведь была круглой сиротой.

'Я не мамкина дочь, я не папкина дочь,

Меня курица снесла, я на улице росла!'

Эту незатейливую песенку, часто пела выпившая Наташа, пританцовывая при этом.

- Нури, пожалей меня! - обычно просила она после этой песенки, и я тащил её на матрас 'жалеть'.

Я вытерпел все пять садистических уколов и приготовился колоть Наташу. Но не тут-то было! Она с визгом бросилась бегать по комнате, угрожая позвать соседей, если я не отстану. Увидев воочию, что такое укол, она наотрез отказалась колоться.

Я решил сначала, что хрен с ней, а потом, подумал хорошенько, и понял, что тогда я не смогу 'спать' с ней - опять заражусь!

В ярости я догнал Наташу и врезал ей в глаз. Она упала и молча закрыла лицо руками. Видать, доставалось раньше от мужиков! Я перевернул её и быстро вколол все пять уколов. Затем, мы допили бутылку и легли, как обычно, с последующим моим переходом с одного матраса на другой.

Фрукты с неприличным названием

Проснулся я в дурном расположении духа. Тело ломило, тошнило. Видимо, сказывалась огромная доза сильного антибиотика, да ещё под водку. А мы с Наташей, дипломированные учёные, поверили по телефону, да ещё кому - медсестре. Скажи она не миллион, а пять миллионов, так и вкололи бы все пять! Даже в энциклопедию не заглянули, или в справочник какой. Темнота - двенадцать часов ночи, а не доценты!

Я посмотрел на спящую рядом на своём матрасе Наташу и заметил у неё огромный 'фингал' под глазом. Господи, да это же я её вчера 'учил'! А жива ли она вообще? Я потряс её за плечо, и она, сморщив нос, застонала:

- Нури, мне так плохо, Нури, что ты вчера со мной сделал?

- Что сделал, что сделал? Уколы сделал, а потом то, что обычно! Ты же сама говорила: 'делай со мной, что хочешь, только замуж не зови!' - вспомнил я. - А кстати, почему замуж не звать, ты что, обет безбрачия дала?

- Да замужем я уже, потому и не надо ещё раз звать. Не разрешено у нас в СССР многомужество!

- Вот тебе и 'новости дня'! - подумал я, и привстал с матраса. - А почему я до сих пор не знаю об этом?

- Теперь и узнал, а раньше всё было недосуг рассказывать. Сам бы догадался - с чего мне вдруг двухкомнатную квартиру дали?

- И где же твой муж - в тюрьме сидит?

- Почти, - спокойно ответила Наташа, он - военный, майор, в Белоруссии служит, иногда наезжает. Я ему уже звонила, адрес сказала.

Я, как ошпаренный, вскочил с матраса и стал спешно одеваться. А вдруг, как сейчас приедет, телефона-то в квартире нет, он и предупредить не успеет. Заявится с пистолетом, и поминай, как звали!

- Да не бойся ты, трус, ещё импотентом заделаешься! - успокоила Наташа, - я ему сама раз в неделю звоню, если надумает приехать, сообщит.

Наташа, пошатываясь, встала и пошла в наш совмещенный санузел. Оттуда раздался её протяжный жалобный стон. 'Фингал разглядела, не иначе' - решил я и оказался прав.

- Как я на работу пойду, ты что позволяешь себе! - заявила она мне свои претензии.

- Ты же сама заявила: 'делай со мной, что хочешь:' Я же замуж тебя не звал - а остальное всё можно!

Мы договорились, что я попрошу Гену или Лену Абросимовых позвонить на кафедру химии и сказать, что Наташа заболела. А сам спустился вниз, взял пакет лекарств (тетрациклин с норсульфазолом), кое-что поесть и бутылку на вечер. Занёс всё это на треклятый пятый этаж без лифта и пошёл на кафедру забрать мои плакаты, а заодно узнать о реакции сотрудников на доклад. Но никто ничего не сказал - ни Михаил Ильич Стукачёв, ни Гриша Поносян, как будто ничего и не произошло. Все спешили по своим делам, я только успел напомнить Стукачёву, чтобы мне не забыли на весенний семестр нагрузку предусмотреть.

Михаил Ильич как-то загадочно улыбнулся и ответил, что он поручил распределять нагрузку Поносяну, так чтобы я к нему и обращался. Эта новость заинтересовала меня, и я дождался Гришу с занятий. Отвёл его в сторону и спросил:

- Это почему ты вместо 'Стукача' нагрузку распределяешь?

Гриша как-то забегал глазами, а потом, посмотрев мне прямо в лицо, рассказал:

- Ректору пришёл циркуляр из Министерства, что если на кафедрах имеются доценты, чтобы заведующими не держать неостепенённых и без звания. Ты ещё пока не имеешь аттестат доцента, да и не преподавал никогда в жизни! Вот ректор и принял решение назначить меня и.о. заведующего кафедрой вместо 'Стукача'. А будет объявлен конкурс - если хочешь, подавай на него, мне это место сто лет не нужно! Но я и тебе этого не советую, лучше получи квартиру - и снова в Тбилиси! Здесь жить нельзя - одни зеки и проходимцы!

Насчёт зеков Гриша был прав - строительство завода осуществлялось именно их силами. Не проходило и дня, чтобы не разнёсся слух о каком-нибудь новом преступлении, совершённом зеком. Говорили, что зеки в Тольятти находятся 'на химии', я не очень понимал смысл этого слова, но постоянно дразнил Наташу, что она тоже 'на химии'.

Да и по поводу проходимцев Григорий тоже был прав. Ну, кто приедет жить и работать в Тольятти, кроме тех редких, кого послала Партия или Комсомол'? Карьеристы, люди, скомпрометировавшие себя на прежнем месте, неудачники, квартирные 'махинаторы', наподобие Григория. Да он и не скрывал этого. А я чем лучше? Неудачник по прежней работе и местожительству. Идиот, променявший Москву на мифическую мафиозную 'родину'. Так что, кроме зеков и проходимцев, в Тольятти жили ещё и идиоты, уж один, по крайней мере, и это город не украшало!