Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

Я начал думать, устраивает ли меня это. Допустим, я сейчас пошлю Лену подальше и уйду. Ясно, что и Лора перестанет со мной встречаться. А я к ней, в отличие от Лены, испытываю и душевное влечение. Что они обе, как и их подруги - все проститутки, мне, ослу карабахскому, давно надо было бы догадаться.

Я вспомнил, как недавно поздним вечером, когда мы с Лорой и Леной втроём развлекались, в дверь квартиры неожиданно позвонили два раза. Это - Лоре. Она быстро встала и, накинув халат, вышла открывать. Я замер, прислушиваясь, но Лена растормошила меня. 'Это невежливо - раззадорил даму и прекратил!' - деланно разыгрывала какой-то спектакль Лена. Она вдруг стала настолько страстной, так сексуально постанывала и повизгивала, что я перестал прислушиваться и вплотную занялся Леной.

Прошло минут пятнадцать, и Лора вернулась, по дороге зайдя почему-то в ванную. Она даже не заглядывала за занавеску, которая отгораживала кровать от остальной комнаты.

- У меня голова болит! - заявила нам Лора, - я приму цитрамон и посижу у окна, а вы продолжайте без меня!

Когда очередной раунд с Леной был закончен, та встала и подошла к Лоре. Они зашептались, и я запомнил только, что Лора ответила Лене: 'В тёмной'.

Теперь мне всё стало ясно. Какой-то нетерпеливый или пьяный клиент невовремя припёрся к Лоре. Та не захотела его терять, и они сделали своё дело в тёмной комнате (без окон) для прислуги, которую использовала как чулан вся квартира. Дверь тёмной комнаты никогда не запиралась, и комната эта находилась прямо у входа. Помню, когда Лора как-то не захотела, чтобы соседка увидела меня, то она спряталась со мной в эту комнату, и мы вышли только тогда, когда эта соседка зашла к себе. Так эту комнату и называли - 'тёмная'.

Итак, я попал к проституткам. Плохо это или хорошо? С моральной стороны - плохо, но ведь Травиата и Катюша Маслова - тоже были не лучшего поведения. Зато не будут требовать верности и женитьбы - это уже хорошо. Не забеременеют - это тоже хорошо, но могут заразить дурной болезнью - это плохо. Хотя я наблюдал, как Лена и Лора блюдут гигиену - и спринцовки разные, и пасты, и шарики: Даже огромную генеральскую ванну мы втроём 'принимали' то с марганцовкой, то 'метиленовым синим' - сильным антисептиком, придающим воде замечательный голубой цвет. А Натаха - доцент, и на тебе - заразила меня тривиальным триппером! Конечно же - с профессионалами лучше иметь дело, чем с неумехами-любительницами. И я понял - это меня устраивает! Только одно неясно - для чего я им?

Этот вопрос я задал Лене. Она задумалась, но ответила доходчиво и без смеха.

- Эти клиенты - наша работа, для нас они - не мужики. Нам даже наплевать, молод он или стар, блондин или брюнет. Лишь бы не был больным, психом или страшным уродом, как Квазимодо. Лучше всего иностранцы - мы знакомимся с ними на выставках, у гостиниц, через подруг. Они чистые, много не болтают, и не обманут, как наши хамы. Но повторяю, клиенты - не мужики! А тебя мы любим, особенно Лора. Ты, правда, молодой, наивный и глупый, - не обижайся, но это правда, я же твоей науки не касаюсь! Но зато - не хитрый врун, и не подлый, как большинство вашего брата - мужиков! С тобой всё можно - ты не пойдёшь хвастаться и болтать вокруг. Да и как мужик ты хорош - сильный, фигуристый, и в 'этом' отношении - как племенной бычок, тебе и двух баб мало! - Лена захихикала. Ну, и защитишь бедных женщин, если надо будет!

Мы выпили виски 'глухонемого' иностранца за наш симбиоз, и к вечеру, как верные друзья вернулись к Лоре. Так наша 'развратная' жизнь продолжалась весь мой отпуск. Продолжалась она и после - я ездил в Москву каждую неделю - в четверг или пятницу выезжал, а в понедельник или вторник возвращался. Лекции у меня были во вторник, Учёные Советы и заседания кафедры - в среду. Так что, я управлялся. Науку я 'делал' везде - и дома, и в Москве, и в поезде - голове-то думать не запретишь!

С Таней я встречаться перестал. Мы перестали звонить и писать друг другу, наша любовь умерла естественной смертью.

А что касается профессионалов, то они тоже разные бывают - и утерявшие душевные качества, и наоборот, обострившие их у себя. Лору-то и профессионалкой назвать нельзя - она и в личных отношениях и в сексе была как любовница. Ей нужна была душевная теплота, и она действительно, без ревности, но любила меня.

Лена же была профессионалкой высокого класса. Камасутру должна была писать именно она. Её быстрый взгляд, точные движения, до долей секунды выверенный вздох или стон - всё поражало талантом и отточенностью. Бывают гении дзю-до, или гении танца; она же - гений секса, секса профессионального.

Бывали ситуации, когда у меня с ней определённый нетривиальный акт затягивался и грозил превратиться в бесконечное мучение. Лена умела вовремя почувствовать, когда наступал наилучший, оптимальный момент для её вмешательства. Тогда, на секунду отвлекаясь от 'дела', и, подняв на меня взгляд, она быстро произносила лишь одно слово - глагол в повелительном наклонении - и 'миг последних содроганий' наступал тут же, незамедлительно!

Нет, я не назову этот глагол, я не хочу раскрывать профессиональных тайн специалистов! Нет, это не то, что вы подумали, это можно воспринять двояко, в том числе и как призыв к окончанию, прекращению действа. Нет, это и не другое - оно слишком пошло и даже где-то смешно. Это - единственное в своём роде слово - оно чисто, остроумно и неожиданно, поощрительно, задорно и чрезвычайно сексуально! Почти как 'обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй' в эпиграфе у Радищева.

Гадайте - не отгадаете, если только не спросите у настоящих профессионалок! Боюсь, однако, что не осталось больше таковых! 'Нет больше турок, остались одни проходимцы!' - как кричал с минарета Тартарен из Тараскона. Это его изречение мне очень по душе!

Матильда-Лора

Наши встречи втроём продолжались ещё год-полтора, а потом Лена постепенно отошла в сторону - мы ей наскучили. А с Лорой я продолжал встречаться. У меня в дальнейшем были и другие женщины в Москве, но с Лорой я прекратить отношений не мог. Вот и приезжал я к моей новой любимой женщине, но на день позже, а один 'неучтённый' вечер, и oдну 'неучтённую' ночь проводил с Лорой.

Правда, с психикой у Лоры становилось всё хуже и хуже. 'Голоса' беспокоили её всё чаще. Жертвами подозрений становились соседи. Вот, полковник Петров, дескать, тайно заходит к ней в комнату и 'издевается' над цветами.

- Как же он издевается над цветами? - недоумевал я,

- Ты что, не знаешь, как издеваются над цветами? - искренне удивлялась Лора.

- Я не знал этого, и мне становилось стыдно.

- А как же он заходит в комнату? - не унимался я.

- Ты разве не знаешь, что ключ лежит под ковриком? - раздражаясь, кричала Лора.

Как-то мы с Моней купили новый замок, и на перерыве вставили в дверь комнаты Лоры (она жила прямо у Чистых Прудов, рядом с ИМАШем). Ключи вручили Лоре прямо на работе и предупредили, чтобы она не клала их под коврик, а носила с собой - ведь в комнате жила она одна. А назавтра, придя на работу с перерыва, Лора во всеуслышание заявляет: