Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

Во дворе был пустующий закуток, где раньше дворник Михо хранил свой инструмент. Теперь, когда двор зарос бурьяном, подметать его стало необязательно, и закуток пустовал. Дверь была крепкая, окованная железом. Я подобрал большой амбарный замок, запер штангу в закутке, громко сказав при всех:

- Увижу, кто балует с замком, прибью!

Так я устроил во дворе филиал зала штанги. Моими постоянными зрителями были дворовые мальчишки, восхищённо наблюдавшие за упражнениями с тяжёлой штангой. Особенно преданным зрителем был мальчик лет двенадцати - Владик, житель 'того двора'. Он жил в каморке вдвоём с мамой - молодой красивой женщиной - Любой, вслед которой обычно смотрели все наши мужчины, пока она, покачивая бёдрами, проходила через наш двор, следуя на свой 'тот двор'.

Владик для своих лет, был достаточно крупным мальчиком, с красивой фигурой и смазливым лицом. Белокурые, почти белые волосы, голубые глаза, пухлые губы, нежная, слегка обветренная кожа. Мальчик стал, буквально, моей тенью, он провожал меня на стадион, сидел во время тренировки на полу в углу зала, наблюдая за спортсменами. Затем шёл за мной домой и оставался во дворе до вечера. У себя в каморке он почти не сидел, всё свободное время он играл во дворе. Надо сказать, что и Фаина, которая была чуть постарше Владика, тоже почти весь день пропадала во дворе, дружила с дворовыми мальчишками. Остальные девочки, живущие в нашем доме, появлялись во дворе редко.

Я, как и весной, продолжал помогать ей с уроками, но отношение её ко мне становилось всё безразличнее. Не помогало, ни моё 'руководящее' положение во дворе, ни всеобщее восхищение дворовых детей моей силой. Я стал подозревать, что она увлеклась одним из мальчиков, живущих на первом этаже дома - Томасом.

Она постоянно следила за Томасом, и стоило ему появиться во дворе, как Фаина начинала громко смеяться и вертеться вокруг него. Томас был ровесником Владика, и, стало быть, моложе Фаины. Худенький, чернявый мальчик небольшого роста, разговаривающий, в основном, по-грузински. Чем он привлёк внимание красавицы - Фаины?

Я любил Фаину всё сильнее, и её безразличие просто убивало меня. Целые дни я думал о ней и о том, как привлечь к себе её внимание. Бабушка видела мои страдания, но не знала, как помочь мне. Мама же считала все мои увлечения 'блажью' - и штангой, и Фаиной; она как-то не воспринимала меня самого и мою жизнь всерьёз и мало интересовалась моими делами.

Соседи

Сведения о нашем доме и дворе были бы далеко не полным, если не сказать о соседях. Ну, не обо всех, конечно, а о наиболее заметных личностях. О Риве я уже не буду говорить - она уже стала не соседкой, а как бы членом семьи. Коммуналка иногда роднит людей. Но что можно интересного сказать, например, о двух пожилых сёстрах-учительницах, живших на втором этаже в одной комнате, честно и добросовестно работавших всю жизнь, так и не вышедших замуж? Да ничего, скукотища одна! Или о дочери священника с первого этажа, которая была соблазнена провинциальным фатом, родила сына Гурама и воспитывала его, работая на заводе. Так дожила до старости, умерла, и не было её не видно и не слышно. Нет, нет и ещё раз нет, грустно и скучно вспоминать об этом! Давайте, лучше поговорим о весёлом.

Я опишу один день из жизни нашего дома, и таких дней в году было если не 365, то, по крайней мере, 300.

Немного о доме. Наш дом был построен богатым евреем Раминдиком (это его фамилия) в 1905 году. Дом имел форму подковообразного магнита в плане. В дуге магнита - проход и ворота. Вся внутренняя поверхность магнита в остеклённых верандах. Потолки - около 4-х метров, первый этаж - высокий. Третий этаж - на высоте современного пятого.

Большевики (или коммунисты?) отобрали дом у Раминдика. Дочери Раминдика - Севе Григорьевне, оставили комнату на втором этаже. Это была безумно разговорчивая еврейка, в моём детстве, я её помню уже лет шестидесяти. Беда, если Сева Григорьевна поймает вас во дворе или при выходе из дома - тогда она немедленно схватит вас за пуговицу и начинает рассказывать в таком роде:

- Вот наш Лёва, он же - гений, весь Челябинск - а он живёт в Челябинске - говорит об этом, нет, вы просто не знаете нашего Лёву, вы бы не то сказали : - и пуговица отвинчивается от вашего пальто, пиджака или рубашки.

- Сева Григорьевна, вы оторвёте мне пуговицу!

- Дело в не этом! - перебивает дочь Раминдика, - если бы вы знали нашего Башкирова, вы бы не то сказали (известный музыкант Башкиров действительно приходился дальним родственником Раминдикам) - весь мир знает нашего Башкирова, он же гений, гений!

- Сева Григорьевна, я опаздываю на работу!

- Дело не в этом! - отмахивается она и продолжает говорить.

Наконец, наш домоуправ Тамара Ивановна, которая всегда была на своём посту - на балкончике в самом центре дома-магнита, кричит зычным голосом:

- Сева, оставь человека в покое, вот идёт Роза Моисеевна, лови её, она с тобой поговорит!

И Сева Григорьевна, выставив руку-ухват для очередной пуговицы, бежит ловить Розу Моисеевну.

С Севой Григорьевной связан ещё один эпизод, ставший 'притчей во языцех' для соседей. У неё хранились облигации займа 'восстановления и развития', на которые советская власть обязала подписаться её сына - коммуниста. На предприятиях существовали своего рода коммунисты-провокаторы, которые, выступая на партсобраниях, обязывались подписаться - кто на годовой, а кто и на больший заработок. Их 'почин' тут же распространяли на весь коллектив, а самого провокатора тайно освобождали от подписки. Так вот, сын Севы Григорьевны уехал жить и работать в Баку, а бесполезные облигации оставил на хранение маме. Но дочь Раминдика, видимо по старинке, верила, что советские ценные бумаги дадут-таки доход, и бережно хранила их, оберегая прежде всего от соседей по коммуналке.

Так как она часто меняла места хранения (то зашивала в матрас, то засовывала под комод и т.д.), то однажды, она сама позабыла, куда же запрятала советские 'ценные' бумаги. Сева Григорьевна, конечно же, решила, что их украли соседи, и подняла страшный крик на весь дом. В поисках облигаций участвовали все 'авторитетные' соседи, включая, конечно же, и Тамару Ивановну. Наконец, 'ценные' бумаги нашли где-то в двойном дне платяного шкафа, а Сева Григорьевна тут же побежала на почту и дала сыну телеграмму в Баку:

'Что пропало то нашлось не беспокойся тчк мама'.

На что сын, не ведая ни о чём, шлёт телеграмму Севе Григорьевне в Тбилиси:

'Мама телеграфируй здоровье тчк Фима'

Конечно же, всё стало известно соседям и те, желая поддеть Севу Григорьевну, постоянно спрашивали у неё:

- Ну, 'что пропало, то нашлось', Сева Григорьевна?

- Дело не в этом! - следовал универсальный ответ.

Живя над самым проходом-проездом в дом, Тамара Ивановна контролировала весь дом и двор. Бабушка прозвала её 'вахтёром'.