Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

- Товарищ майор, а очки куда надевать - поверх или подниз противогаза? У меня, видите ли, стёкла минус 11, я ничего без очков не вижу. А поверх - очки не лезут, подниз - не помещаются! Боюсь, я без очков по своим стрелять начну!

Бедный майор потел и краснел, но ничего ответить не мог, кроме одного: 'В уставе не записано!'.

Но я не отставал:

- А если не записано, то, что мне - по своим, что ли, стрелять?

Смеялись так, как на концертах Райкина, даже больше. Я не понимаю, почему такой 'выгодный' сюжет прошёл мимо наших юмористов?

И ещё - в лагерях я поверил в принципиальность нашего офицерства. Дело в том, что там я познакомился с коллегой по 'сборам', армянином по-национальности. Он узнал, что наш командир - майор, тоже армянин. И решил уйти в город в увольнение без очереди.

- Вот смотри, - говорил он мне, - я обращусь к нему по-армянски, и он отпустит меня.

- Ахпер майор! - отдавая честь майору, заорал мой коллега по-армянски, что означало: 'Товарищ майор!'. Дальше должна была следовать просьба об увольнительной. Но майор не дал ему закончить. С невозмутимостью какого-нибудь индейца Виниту, и, не отдавая чести, он произнёс на ломаном русском языке (ибо другого он не знал!):

- Руским хармим гаварим па руским! - что должно было означать: 'В русской армии говорим по-русски!'.

Спасибо тебе, безвестный товарищ майор, за принципиальность, и за то, что не пустил своего изворотливого соотечественника в увольнение! Больше бы таких принципиальных офицеров в 'руским хармим'!

Я с нетерпением ждал моего возвращения в 'Пожарку'. А вдруг Таня уйдёт куда-нибудь 'налево'. Я почему-то постоянно стал ревновать Таню, что раньше у меня замечалось только эпизодически, вспышками.

Зная как она любит мужиков, я нет-нет, да и представлял её с другим. Мне трудно это вообразить себе сейчас, но говорю по памяти - это невыносимо! В этот раз всё окончилось благополучно, но были моменты, когда только чудом дело завершалось без кровопролития.

У меня была своя комната (которую Вадим покинул ещё до нового года), а Игорька, видя такой расклад дела, забрала к себе Танина тётка Марина. По счастью она работала в том же детском саду, куда ходил мальчик. Мы были предоставлены себе и пользовались этим сполна.

В тёплую погоду - это уже в мае-июне, ходили на пруд на Яузе, что был в сотне метров от дома. Купались, выпивали, наслаждались созерцанием друг друга в купальных костюмах. Потом бежали домой, запирались на полчасика, и передохнув - снова на пруд.

Иногда почему-то Таня уводила меня не домой, а в заброшенный яблоневый сад неподалёку, над Яузой. Мы стелили там наш половичок и занимались тем же, что и дома. Таня смотрела своими светло-голубыми глазами в небо, они сливались по цвету с весенним небосводом, и улыбаясь, пела песню яблоне, что росла над нами, признаваясь ей в любви: Неужели это действительно было когда-то?

Я был бы неблагодарным, человеком, если бы не упомянул об успехах ещё на одном фронте, пожалуй, важнейшем - научном. За февраль-март-апрель мы подготовили скрепер к испытаниям снова. 'Косу' и все мало-мальски заметные и ценные вещи сделали съёмными, датчики закамуфлировали грязными бинтами на клею. Бульдозер чаще всего отгоняли домой - до полигона было километров пять-семь, и бульдозер проходил их своим ходом меньше, чем за час. В середине мая мы начали серьёзные испытания.

Испытания

По утрам, часов в 9, мы - инженер-тензометрист Коля Шацкий, инженер по оборудованию Лёша Пономарёв, техник-тензометрист Володя Козлов, водитель Равиль Ралдугин и я, садились в автолабораторию и выезжали на полигон к скреперу. Чаще всего мы оставляли бульдозер в сцепке со скрепером, и тогда с нами вместе ехал тракторист - Юрий Маслов. Из всех поименованных я был самым младшим по возрасту, и самая тяжёлая физическая работа доставалась мне. Тем более, я был самым заинтересованным в испытаниях.

В первый день мы, довольно быстро подключив все датчики к осциллографу, сделали пять-шесть ездок с копанием грунта.

Скрепер шёл вхолостую, разгоняя маховик и волоча за собой кабель, шедший в автолабораторию. Мы постоянно перебрасывали кабель, чтобы тот не попал под гусеницы трактора. Затем скрепер становился на исходную позицию и по сигналу начинал копать. Ковш опускался, трактор тянул его, и срезаемый грунт медленно заполнял полость ковша. Когда сил трактора переставало хватать, задние колёса скрепера, приводимые от маховика, начинали толкать машину сзади - это было видно по проскальзыванию этих колёс.

Наконец, заполненый ковш выглублялся, двигатель трактора убыстрял своё тарахтение, и скрепер отъезжал в сторону для разгрузки ковша. Задняя часть ковша поднималась, и грунт высыпался, разравниваясь ножами в передней части ковша.

Всё прошло, как по-писаному, мы, довольные ворзвращались домой, везя несколько рулонов, записанных осциллографом на специальной фотографической бумаге. Это были самые главные документы испытаний. Проезжая мимо гастронома шофёр сбавил ход.

- - Что, обмывать будем? - спросил меня старший по испытаниям - Лёша.

- - Да ну, - окончим испытания, а затем оптом и обмоем, - ответил я, наученный горьким опытом заводских обмывок.

Наутро, уже в автолаборатории ребята сообщили мне, что фотобумага с осциллограммами не проявилась. Они даже показывали мне рулоны снежно-белой бумаги без единой линии на ней.

- - Лампа, что ли отключилась в осциллографе, не шлейфы же все вместе сорвались? - удивлялся Коля Шацкий.

Я сделал для себя важный вывод - успешные испытания надо всегда обмывать с первого же дня. Мы стали заезжать в магазин прямо с утра, и все осциллограммы начали проявляться. Более того, ребята открыли мне секрет, как без всяких испытаний получить документ - осциллограмму.

Тензодатчик наклеивается на металлическую линейку и через усилитель подключается к осциллографу. Автор, диссертант, в общем - человек, жаждущий документа, рисует на бумаге, какой график ему нужен и ставит бутылку. Любой из нас, а под конец своего обучения в аспирантуре я это делал бойче всех, берёт в руки линейку и, наблюдая за световым зайчиком от шлейфа, сгибая и разгибая эту линейку, строит в точности такой график, какой нужен диссертанту.

Я лично так помог десяткам аспирантов, в основном, из южных республик. Но сам от такой помощи отказался - мои графики и так получались отличными.

Кроме осциллограмм нужно было брать пробы грунта по ходу его среза ножом скрепера для последующего анализа в лаборатории. Не менее 20 проб с каждого забоя - срезанного участка грунта. Беда в том, что пробу эту, берущуюся забиваемой трубкой и называемую керном, нужно было парафинировать - опускать в расплавленный тут же в полевых условиях парафин, чтобы грунт не высох, т.е. сохранил исходную влажность.