Тэру Миямото - Узорчатая парча

Пока мы мчались в такси по скоростной дороге Мэйсин, отец без конца спрашивал об одном и том же: «Ты хорошо расслышала? Это действительно самоубийство по сговору?» – а я отвечала: «Они говорили, что женщина умерла…» Факт, что это не несчастный случай, а попытка двойного самоубийства с какой-то неизвестной мне женщиной, лишь рождал дополнительные вопросы. В самом деле, можно ли верить в такое?

Мы поженились два года назад, хотя и до брака несколько лет состояли в интимной связи. Последнее время мы даже всерьез подумывали о ребенке. Нет, тут явно какая-то путаница. Угощая в клубе квартала Гион важных клиентов из Киото, Вы частенько засиживались допоздна, вот и на сей раз, по своему обыкновению, верно, заночевали в гостинице у храма Ясака!

Однако, увидев на больничной кровати мужчину, которого только что привезли из операционной, я с первого взгляда опознала Вас. Не описать словами чувства, что я испытала в тот миг. Шок?… Потрясение?… Я впала в какой-то транс и даже не смогла приблизиться к вашему изголовью, пока Вам делали переливание крови. Вы были на волосок от смерти… Ожидавший нас в коридоре сотрудник полиции сообщил, что раны в области шеи и грудной клетки нанесены ножом для фруктов, нож вошел весьма глубоко и просто чудом не задел сонную артерию. Он также сказал, что в гостинице ничего не знали о происшествии и спохватились довольно нескоро, так что Вы успели потерять много крови. Задето также одно легкое, где возник пневмоторакс. Когда Вас доставили в клинику, давление было почти на нуле, дыхание прерывистое, так что угроза летального исхода по-прежнему не исключается, и кризис продлится еще несколько часов. Тут подошел врач и дал обстоятельные пояснения. Из его слов вытекало, что положение по-прежнему серьезное, так что давать обнадеживающие прогнозы он пока не решается. Погибшую звали Юкако Сэо, ей было двадцать семь, она работала хостессой в клубе «Арле», что в квартале Гион; у нее тем же ножом для фруктов буквально рассечена шея, так что девушка была уже при смерти, когда ее обнаружила гостиничная обслуга. Полицейский долго расспрашивал меня, но я совершенно не помню, что я ему отвечала.

И действительно, относительно Вас и Юкако Сэо я решительно ничего не могла сказать. Отец позвонил домой секретарю господину Окабэ и сказал: «Случилась ужасное. Возьмите мою машину и немедленно приезжайте в Арасияму!» Тон у него был удрученный. Он продиктовал Окабэ адрес больницы и положил трубку. Потом сунул в рот не прикуренную сигарету, посмотрел на меня и перевел взгляд на пейзаж за окном. Мне отчего-то врезалась в память эта картина: отцовское лицо и вид из окна больничного коридора в сумеречный предрассветный час. Когда не стало мамы, у отца было точно такое же выражение лица. Тогда он тоже как-то рассеянно, почти бессознательно сунул сигарету в рот. Мне было семнадцать, когда умерла мама. Врач сказал нам, что мама скончалась, – и я взглянула на отца, сидевшего у маминого изголовья. Отец всегда был очень сильным человеком, и я ни разу не видела у него даже признаков слабости духа. Вот и тогда он совершенно бездумно, рассеянно достал из нагрудного кармана сигарету и вложил ее в рот. В сущности, этот жест совершенно не соответствовал месту и обстановке. Теперь он стоял в длинном больничном коридоре с точно таким же отсутствующим выражением лица и незажженной сигаретой во рту, глядя на бледное предутреннее зимнее небо за окном. Мне вдруг стало как-то не по себе. Я достала из сумочки коробок и поднесла ему спичку. Пальцы мои были холодны, как лед, и мелко дрожали. Отец скользнул глазами по моим трясущимся рукам и коротко выдохнул: «Ну и пусть умирает! Верно?!» Но я об этом не думала – не могла думать. Я вообще не могла осознать, что же произошло. Если бы несчастный случай… Но все обстояло иначе. Ну почему мой муж решил покончить с собой вместе с какой-то хостессой?!

Лишь через два дня Вы пришли в сознание. За это время Вы дважды были, как говорится, на краю могилы. Но все-таки выжили, проявив поразившую даже врачей волю к жизни. Вообще все это поистине поразительно. И тут у меня, наконец, появилась возможность услышать правду из Ваших уст. Но объективно получалась странная картина: двойное самоубийство по сговору произошло без сговора! Просто Юкако Сэо, задумав покончить с собой, сначала решила убить Вас и нанесла Вам удары ножом, когда вы заснули. После чего сама перерезала себе горло. Вы даже вообразить не могли, почему Юкако Сэо совершила такой поступок. Собственно, только это Вы и могли сказать. Полицейским, приходившим в палату, Вы всякий раз отвечали одно и то же: «Не знаю». Сначала полиция предположила, что именно Вы являлись инициатором незадавшегося самоубийства, но факты, всплывшие в результате расследования, а также характер нанесенных Вам ран вскоре рассеяли подозрения. Таким образом, получалось, что Вы не только не замышляли самоубийства вместе с Юкако Сэо, но, напротив, сами стали несчастной жертвой беспрецедентного злодеяния. К счастью, Вы уцелели, и, казалось, на этом вопрос был закрыт. Все были удовлетворены – кроме меня. История о попытке самоубийства с любовницей женатого завотделом некоей строительной компании попала в газеты. Благодаря кровавому скандалу маленькая интрижка стала известна чуть ли не всей стране. Это было ужасным ударом не только для меня, но и для отца, прочившего Вас в свои преемники.

А помните ли Вы тот наш разговор?… Врачи сказали, что дней через десять Вас можно будет выписать из больницы. Стоял теплый погожий день, когда я вошла в палату со сменой одежды и коробочкой мускатного винограда, который купила по пути в больницу – в универсаме на улице Каварамати. Путь по длинному коридору от комнаты ожидания до палаты я преодолела с уже въевшимся чувством страха, почти крадучись. Я дала себе слово, что не задам ни одного вопроса до тех пор, пока Вы окончательно не поправитесь. Но всякий раз, когда я шла по коридору, меня раздирали противоречивые эмоции. Наряду с сочувствием к Вам во мне вскипала волна неодолимой злости и обиды, и мне хотелось бросить Вам в лицо слова гнева, ревности и печали… Когда я вошла в палату, Вы стояли в пижаме у окна и смотрели на улицу. При виде меня Вы не проронили ни слова и снова повернулись к окну. Я подумала тогда: интересно все-таки, как он намеревается объяснить своей жене то, что случилось? Рана Ваша практически зажила, так не пора ли нам объясниться? Погода чудесная, в палате работают батареи и очень тепло, значит, сегодня мне удастся хладнокровно поговорить с Вами. А потому, укладывая вещи в ящик под кроватью, я открыла рот с намерением произнести как можно более равнодушно заранее заготовленную фразу: «Ну а теперь объясни мне, пожалуйста, все – так, чтобы я смогла понять, что же случилось…» Однако с языка у меня слетели совершенно иные слова – язвительные и возмущенные.