Кейт Уотерхаус - Конторские будни

— А он не напомнил вам, по случайности, Джереми Торпа? Хотя бы немножко?

— Да нет, он, пожалуй, немного похож на вас. И говорит, как вы. Его даже можно принять за вашего брата.

Сидз! Решил, значит, перебежать ему дорогу и опять законтачить с Пам (которой он еще скажет пару теплых слов!). Ну подождите, друзья, посмотрим, кто кого!

Было бы здорово добиться успеха там, где у этих голубчиков ничего не вышло.

— Вы вот назвали наших любителей олухами и, возможно, не очень погрешили против истины. А вас не удивило, что три человека за один день предложили вам вступить в альбионскую труппу?

— Да чему тут удивляться-то? — Джек Леммон отставил пустую тарелку из-под пирога и принялся за грушевый пудинг, очень аппетитный на вид (надо обязательно его попробовать, решил Грайс). — Вам же нужно выведать, что делается у нас в отделе!

А Пам-то распиналась — «люди практически не знают, чем мы занимаемся»! Величайшая глупость года, иначе не скажешь. Похоже, всему «Альбиону» давно известно, чего им надо, они могли бы распечатать свою программу во многих экземплярах и повесить на всех Досках объявлений.

— В общем да, кое-кому было бы любопытно узнать, что у вас происходит, — с ненужной теперь осторожностью отозвался Грайс.

— А что произошло с любопытным, знаете? — Нос прищемили, автоматически вспомнилось Грайсу. — Если вам хочется, чтобы вас вышвырнули из «Альбиона», продолжайте в том же духе, это ваше дело, а мне с вами не по пути. Вы же все до одного, как пить дать, отсюда вылетите!

Грайс думал точно так же. И спорить не стал. А Джек Леммон, доев с неимоверной быстротой пудинг, взял свой роман, молниеносно вытер бумажной салфеткой рот и сказал:

— Что бы у нас ни делалось, я могу говорить только о себе. Так вот, я-то работаю. Мне, видите ли, восемь месяцев пришлось просидеть без работы, поэтому здесь я: работаю, вкалываю по восемь часов в сутки, ни на кого свои обязанности не сваливаю, раз в месяц получаю жалованье и не задаю дурацких вопросов, понятно?

Все это было Грайсу настолько близко, что он не нашёлся с ответом. А сейчас, на его взгляд, Джеку Леммону следовало встать и отправиться в свой каторжный отдел. Но он почему-то продолжал сидеть и хмуро смотрел на Грайса. Возможно, у него еще оставалось несколько минут до конца обеденного перерыва.

В итоге Грайс поднялся первый. А встав, тотчас же догадался по вибрации пола, что к нему приближается их юная фея-кормилица. И через несколько секунд увидел лунообразное лицо.

— Извините, мистер Грайс, мне надо сказать вам одно очень важное словечко, — прошептала Тельма.

Но по дороге к эскалатору она только бессмысленно улыбалась в ответ на все его вопросы, и он безуспешно пытался понять, что творится у нее в голове, пока они не оказались на втором этаже.

— Туда, мистер Грайс.

Отсюда можно было спуститься по лестнице на первый или подняться на третий этаж. Однако Тельма свернула к двери, ведущей в фойе. Спросила бы, дуреха меня, я бы ей сразу сказал, что лифты здесь не останавливаются, Подумал Грайс.

И всё же покорно пошел за ней. Он ведь еще не бывал на втором этаже: его обследование, про которое столько говорилось, швейцар оборвал на третьем. Он сразу же заметил, что здешнее фойе отличается от всех других, но сначала не понял, чем. Обычная стеклянная дверь в рабочий зал с тремя отделами — Балансовым, Контрольно-ревизионным и Расчетно-фактурным, где, судя по свободным позам служащих, еще не кончился обед, а напротив — двери лифтов.

Перед каждым лифтом стоял низкий деревянный барьер вроде тех, через которые прыгают на манежах еще не очень хорошо обученные скаковые лошади, — напоминание об отмененной здесь остановке лифтов из-за давнего топливного кризиса. Но не барьерами отличалось это фойе от всех остальных. Не барьерами, а количеством лифтов: здесь их было четыре!

И вместе с тем этого никак не могло быть! Известно же, что в «Альбионе» только три лифта, всем служащим известно… однако вот они, плотно сомкнутые двери четвертого! А куда, спрашивается, ему подыматься или опускаться, если на других этажах его нет?!

Как и у трех обычных, у четвертого лифта рядом с дверцами виднелась кнопка вызова, и Тельма, не задумываясь, ткнула в нее пальцем. Грайс открыл было рот, чтоб сказать шалой девчонке: «Что за глупости, Тельма, ни один лифт на втором этаже не останавливается, а это , по всей вероятности, даже и не лифт…», — но дверцы скользнули в стороны, и Грайс понял, что ошибся.

Тельма небрежно отодвинула деревянный барьер и шагнула вперед. А Грайсу предстояло на ходу решить, идти за ней или нет, и он мгновенно вспомнил о судьбе любопытных.

— Все в порядке, мистер Грайс, не сомневайтесь, он поднимается только на один этаж, — успокоительно сказала ему Тельма. И Грайс, чтоб не ударить перед девчонкой в грязь лицом, присоединился к ней.

Тельма была права, этот лифт подымался только на один этаж, и подымался чертовски медленно — так ползают обыкновенно грузовые подъемники. Грайс огляделся и заметил еще одну странность: две пары дверей под прямым углом друг к другу, как в старых универсальных магазинах, где на одном этаже из лифта надо выходить в ту же сторону, откуда вошел, а на другом — вправо пли, скажем, влево.

Когда лифт наконец остановился, открылась вторая пара дверей, и Грайс разглядел узкий коридор. На бетонных стенах коридора виднелись красные надписи вроде «Без шлема не работать» и «Открытого огня не зажигать», а в отдалении Грайс даже заметил обрамленную стальными планками выписку из Рабочего законодательства и догадался, что попал в техническую зону альбионского здания. Они, стало быть, приехали на третий этаж, и коридор, по всей вероятности, вел к нижнему ярусу пристройки, опоясывающей вкруговую третий и четвертый этажи «Альбиона» (а в ее верхнем ярусе был размещен «Лакомщик»), Грайсу вспомнился рассказ, Сидза о поворотном механизме, предназначенном для ловли солнца, но сломавшемся при первой же пробе. Основная часть механизма была, конечно, смонтирована под полом ресторана, и Тельма, как он понял, вела именно туда.

Так и оказалось. Коридор уперся в тяжелую стальную дверь, и, открыв ее, Тельма шумно утопала вперед. Охламоны родители не выучили ее ходить, как подобает девушке, а ему теперь, если кого-нибудь привлечет сюда этот топот, придется объяснять, зачем они здесь бродят.,

— Тельма, я надеюсь, ты притащила меня… — Бесполезно, она его не слушала.

Закрыв за собой дверь и оглядевшись, Грайс увидел не совсем то, что предполагал. Да он, собственно, и не сумел бы объяснить, чего ждал, — его воображению рисовалось что-то вроде часового механизма Большого Бена или машинного отделения океанского лайнера, схемы которых он, бывало, рассматривал на страницах детских научно-популярных журналов, когда учился в школе. Ему представлялось некое овальное сооружение — сердце поворотного механизма — со множеством кривошипов, тяжелых цепей и шестеренчатых колес, соразмерных залу «Лакомщика».