Герберт Розендорфер - Кадон, бывший бог

Я прощаюсь с этим миром. Я бы с удовольствием еще побыл для вас богом Кадоном, но… Прощай навек, так было…

Суждено?…Кстати: кеннинг о небытии. Сочинить его мне, видимо, так и не суждено. Не писать же: «Труба офтердингенского трубача?»

Я все еще сижу на левом роге о-ва Св. Гефионы, а на правом колене у меня сидит г-н бергассессор.

– Книги вообще писать тяжело, – пробормотал бергассессор. – Особенно если потом приходится объяснять, почему у тебя что-то с чем-то там не сошлось, это уж совсем скучно.

Ледяной пар увенчал наши головы подобием прозрачных епископских митр. «Пусть моя будет архиепископская», – попросил бергассессор. – «Да пожалуйста, – согласился я, – тут у меня нет никаких амбиций». – «А я стишок сочинил», – сказал бергассессор. – «Я помню», – ответил я.

Неужели куб был из золота? И все время был золотым? Я-то его помню стальным. Может, золото было покрыто каким-нибудь сталельдом? Или ледосталью? Вспоминая, что я увидел тогда, я теперь и вправду думаю, что из-под серо-стальной поверхности просвечивало золото. Обычно куб, которому я, как вы помните, дал имя Кавэ, а теперь хочу выказать ему особое почтение, придав окончание – льпо – Кавэльпо, – плавал или ползал углом вверх, ну, вы представляете:

– …Так, чтобы нельзя было определить ни длину его ребер, ни общий объем. Я понимаю, конечно, что должен описать, как куб Кавэльпо плавал в море, при помощи одних только слов, не прибегая к рисункам. Но тут очень холодно. У меня (и у бергассессора тоже) на пальцах образовались ледяные епископские перстни. Руки у меня еле движутся. Думаю, мы скоро замерзнем. Поэтому я каждое слово теперь обдумываю дважды, прежде чем записать. Бергассессор, кажется, уже окончательно замерз у меня на колене. Когда мы разговариваем, у нас изо ртов вылетает нечто вроде офтер-дингенской трубы. «Ледяные трубы Св. Гефионы».

Что-то с чем-то не сошлось?

Но ведь пишу-то я на ноутбуке. Так что тем, кто сумеет, – полный вперед среди ледяных волн. Однако печатать я пока могу: тот куб, мой куб Кавэльпо, сначала торчал из земли, показываясь только углом и ребром, а потом точно так же плавал, наподобие трехгранной пирамиды с невидимым под водой основанием, – поняли? Рисунка не надо? Не поняли… А потом он взял и поддал снизу по острову, и я сразу увидел, что ситуация изменилась. Теперь он плыл плоско, одной стороной кверху, поднимавшейся над водой совсем чуть-чуть, то есть большая часть его скрывалась под водой, и только одну сторону, похожую на квадратную доску, было видно всю, и через нее лениво перетекали тяжелые холодные волны (простите и этот антропоморфизм). (Кстати, вы заметили, что антропоморфизма мне почти удалось избежать – я все-таки не написал «переползали».) И знаете, что я на ней увидел? Точку! Прямо посередине видимой поверхности Кавэльпо. Большую, широкую, черную. Куб оказался не кубом, а гигантской игральной костью. Точка: одно очко, ЕДИНИЦА. Кто же выбросил нам ЕДИНИЦУ?

– Нет, я новое стихотворение сочинил, – сказал бергассессор, – вот какое:

– Тогда уж лучше так, – предложил я:

– Нет, так не хорошо, – возразил он. – Тогда так:

– Это есть наш последний… – вдруг вспомнил я.

– Что это значит?

– Ничего. Так раньше говорили.

Он был уже близок к тому, чтобы окончательно стать сломанным ножиком. Туман спиралями подбирается к Св. Гефионе. Скоро он дойдет до нас. Может быть, он будет теплым? Я уже забыл, что такое тепло. Но, насколько я успел узнать эти края, туман скорее всего окажется холоднее того воздуха, которым мы дышали до сих пор. Куб надвигается на остров. Вода стекает с него медленно, как мед каких-нибудь гигантских допотопных пчел. ЕДИНИЦА пропала. Показалась ПЯТЕРКА, потом ТРОЙКА.

Кеннинг о небытии: «Игральная кость Божия». Хотя Он в кости не играл. Или?…

Прощайте все. Судьба нас разлучила…

И никто никогда так и не узнает, почему у графа Арведа Кейзерлинга внезапно прошла зубная боль, когда он сшиб ногой чугунный канделябр. И почему «дробь» называется «дробью», тоже.

…Так было суждено. Подп.: Кадон. Бывший бог.

Здесь: черт побери! (фр.) – Здесь и далее примеч. пер.

Молись за нас! (лат.)

Мост будем переходить, когда до него доберемся (англ.).

Честное слово (фр.).

не быть (лат.).

В немецком языке слово «голубой» (blau) иносказательно означает всего лишь «пьяный».

Радуйся, Мария, благодати полная и ах, и ах (лат.) – парафраз католической молитвы.

Stabat mater dolorosa, «Стояла мать скорбящая» (лат.) – популярный католический гимн в честь Богородицы.

Итак далее (лат.).

Здесь: заметьте! (лат.)

Вечное движение (лат.).

Черт побери! (фр.)