Питер Гринуэй - Золото

В городе Умманце на берегу Балтийского моря жила девочка, которая коллекционировала «золотые» бусы. Решив использовать ее как прикрытие, преступники уговорили девочку спрятать на двенадцать дней ворованные золотые безделушки в ее кукольном домике. В старой бухте стоял настоящий дом для престарелых, куда преступники регулярно наведывались под надуманными предлогами, чтобы в кухнях, ванных и спальнях обчищать буфеты и комоды пожилых дам и вдовцов еврейского происхождения. В какой-то момент у любительницы стеклянных бус в миниатюрной кухоньке, под миниатюрными буфетиками, в миниатюрном садике и даже в миниатюрном туалетике лежало золотых украшений на сотни тысяч марок. Девочку, кстати, звали Цирцея, так же как волшебницу с острова Эя, которая обратила спутников Одиссея в стадо свиней. Цирцея играла с цепочками для часов, что ласкали глаз старых вдовцов, и с красивыми безделушками, милыми сердцу старых вдов, золотые кольца соскакивали с ее маленьких пальчиков, и тогда она нанизывала их на нитку и вешала бусы на шею своим куклам.

Но вот пришло время сбыть с рук все эти сокровища. Преступники, семеро мальчишек в возрасте от восьми до десяти лет, бодро шагали по улице, которая вела к рыбному рынку, а впереди Цирцея толкала тележку с кукольным домиком. Если бы их остановили и обыскали бдительные граждане, эти сорванцы заявили бы с патриотическим задором, что везут еврейское золото для нужд войны. Никто бы не сообщил в полицию. Многие готовы были отдать жизнь за Германию. Мальчишки могли бы уточнить, что на вырученные деньги немецкие матери пошлют на Восточный фронт английские шерстяные носки и французские презервативы, чтобы их сыновья встретили во всеоружии суровую финскую зиму и неотразимых русских проституток с целым букетом венерических заболеваний.

Торговец мидиями не поскупился и за еврейское добро выдал маленьким бандитам аж три мешка – со свежей пикшей, с мерзлой картошкой и с пустыми раковинами от моллюсков. Словом, мальчишки остались довольны. Они с выгодой распродали пикшу поштучно, а на вырученные деньги купили Цирцее стакан сладкого шербета с подмешанным перцем и лакричную соломинку, чтобы она расчихалась, и красный бант, и миниатюрное сиденьице для кукольного унитаза, а себе они купили пистолет и еще велосипед.

За эти украшения на распродаже в Бремене торговец мидиями выручил четыре тысячи марок. Сокровища кукольного дома путешествовали из Гамбурга в Ганновер, из Ганновера в Кельн, то вырастая, то падая в цене при очередном переходе из рук в руки, и в конце концов выплыли в Баден-Бадене, но опознать их было уже невозможно, так как они смешались с десятками таких же частных коллекций. За полгода до окончания войны весь этот лом переплавили в шесть золотых слитков и поместили в трех банковских подвалах, по два в каждом. Один из этих слитков, хранивший память о золотых деньках в городе Умманце, попал в руки лейтенанта Густава Харпша и его помощников, капрала с фельдфебелем, и составил компанию девяносто одному слитку, – все они, аккуратно уложенные в два черных чемодана, пережили автомобильную аварию по дороге в Больцано, где спагетти можно съесть только под дулом пистолета.

У детей города Умманца впереди была жизнь полная приключений. Трое мальчиков стали солдатами и умерли мучительной смертью в разных концах Европы. Четвертый отправился в Грецию торговать оружием, разбогател, ввязался в заварушку и пал жертвой режима «черных полковников». Пятый, освоив грамоту и овладев искусством лжи, сделался политиком. Однажды, уже будучи бургомистром Мюнстера, он съел тарелку несвежих мидий и вскоре согнулся пополам от страшной рези в желудке, но массивную золотую цепь городского головы так и не снял. Он захлебнулся собственной рвотой, и золотая цепь, символ власти, еще долго напоминала преемникам о его кишках, хотя местные острословы предпочитали говорить о неистребимом запахе коррупции. Шестого мальчика, ставшего сутенером, зарезал рогоносец-муж, а седьмой женился на дочке рыбака, купил фелюгу и тридцать лет жил дарами моря. Цирцея превратилась в редкую красотку, из чего следует, что она частенько попадала в ситуации, когда мужчины вели себя как последние свиньи. Смерть настигла ее в 1981 году в Тампе, штат Флорида, и на тот момент ее золотых украшений хватило бы на то, чтобы купить сотни тысяч лотков пикши по ценам сорокового года.

Эрих Фромм был типичный еврей: белокожий, темноволосый, нос с горбинкой, сочные красные губы, впалая грудь, бледные соски, обрезанный член, узкие ступни, длинные пальцы ног, а также мощный интеллект и мгновенная реакция, которыми он вовсю пользовался, чтобы никакие злокозненные стрелы внешнего мира не сумели пробить его остроумно закамуфлированную и такую прочную броню. Все, что от него осталось, это два обуглившихся съемных моста и фрагмент почерневшей челюстной кости. Они тихо покоятся в сигаретнице. У знатоков макабра это должно вызвать определенные ассоциации.

На сей счет существует множество свидетельств, американских, русских, венгерских, немецких, британских, итальянских, официальных и неофициальных, откровенно сенсационных и осторожных, в том числе, надо признать, несколько серьезных попыток докопаться до исторической правды. В наиболее фантастических версиях фигурируют мошонка с одним яичком, конвульсивно дергающаяся рука, южноамериканский паспорт, подпаленные усики, ортопедические ботинки и даже черное сердце. Но по прошествии пятидесяти с лишним лет, в результате кропотливых изысканий, после развенчания мифов и откровенной лжи, продиктованной корпоративными интересами, что мы видим в сухом остатке? Два обуглившихся съемных моста и фрагмент почерневшей челюстной кости, – это все, что осталось от Адольфа Гитлера. Фюрер точно не был евреем – так по крайней мере он утверждал. Мы могли бы дать подробное описание внешности фюрера, как мы это сделали в случае с Эрихом Фроммом, но последний, в отличие от первого, не был знаменитостью, поэтому будем считать, что вы хорошо знаете, как выглядел Адольф – Гитлер. Но, согласитесь, занятно: при той ненависти, которую они питали друг к другу, и тот и этот закончили одинаково. Впрочем, мы немного слукавили, ибо есть существенное различие. Если оба съемных моста, лежащих в одной сигаретнице, действительно носил при жизни Эрих Фромм, то один из двух съемных мостов в другой сигаретнице принадлежал жене Гитлера. У Эриха Фромма тоже была жена, но она бесследно исчезла в «хрустальную ночь».

Эрих Фромм был отправлен в газовую камеру в Треблинке. Адольф Гитлер был застрелен и сожжен в Берлине. Оба, можно сказать, спровоцировали свою смерть. Эрих Фромм, поставив мат коменданту лагеря, дал ему понять, кто изобрел шахматы во время памятного отдыха в Египте примерно за десять веков до Рождества Христова. Все сошлось. Король на шахматной доске выглядел как беспомощный фараон в матриархальной деспотии: связанный этикетом, он мог делать лишь один шажок, чтобы не потерять свое монаршее достоинство и царственную осанку, в то время как его сестра-жена была почти не ограничена в своих перемещениях. Ладьи были пирамидами с квадратным основанием, и траектория их движения определялась солнцем. Кони, увязавшие в рыхлом песке пустыни, делали вынужденный скачок вбок, прежде чем прыгнуть в намеченный квадрат. А пешки, обычно похожие на грубо обкромсанные пиписки, были рабами-евреями, которых так легко сбросить с шахматной доски и которые, пусть не сразу, а ближе к концу партии, когда станет очевидно поражение немцев, как когда-то поражение египтян, подберут такие с виду невзрачные колечки крайней плоти, и те вдруг обернутся коронами на головах новых королей.