Олег Верещагин - Перекрёсток двенадцати ветров

- Четыре тысячи. С копейками, - Рат продолжал смотреть, и хозяин закусочной уже сердито сказал: - Четыре двести пятьдесят пять, доволен?! Для ровного счёта - четыре. Не чужие.

- Не чужие, - согласился Рат, доставая из набедренного кармана пухлый кошелёк из хорошей кожи. Достал четыре тысячные бумажки, потом - ещё две сотенных, полтинник и пятирублёвую монету. - Спасибо вам, что помогали ей.

- Ратмир, откуда столько? - почти испугался Сентяпин, заметивший, что в бумажнике не только - и даже не столько! - рубли, сколько разноцветная путаница евро. - Ратмир?!

- Аванс за работу. - спокойно ответил мальчишка и больше ничего не стал объяснять, хотя Сентяпин ждал продолжения. Вместо этого Рат вздохнул и сказал: - Ну, если мы с тобой в расчёте, то мне надо продуктов купить. И ещё кое-чего в запас. Пошли, подберём.

- Рат-Рат… - покачал головой Сентяпин и качнул головой: - Пошли, ладно…

…Обратно они вышли через полчаса. Рат нёс за плечом большой новый рюкзак, а в руке - два объёмистых пластиковых пакета. Остановившись на крыльце, повернулся к хо-зяину:

- Вы, Виктор Валерьевич, если что - уж отпускайте бабке, что попросит. Приду - расплачусь.

- Разговора нет, - кивнул Сентяпин. - Я и заеду в случае чего, завезу. Ну, удачи… А знаешь, Рат… - он помедлил. - Я про тебя плохое подумал. Когда деньги увидел. Извини.

Мальчишка ничего не ответил - только коротко усмехнулся и зашагал, не оглядываясь, к коню.

Сентяпин, собиравшийся войти внутрь, задержался - Рат проходил мимо столика бичей, и один из них, выбравшись, нагнал мальчишку. Сентяпин хмыкнул.

- Молодой человек, окажите материальную помощь в денежном выражении страждущим собратьям, - изысканно-витиевато потребовал бич. Рат обогнул его, как столб, и тот немедленно впал в агрессию: - Ах, ты, ще… - начал он, схватившись корявыми пальцами за рукав камуфляжа; его приятель полез из-за стола.

- Не замай, - сказал мальчишка, повернувшись. - А ты сядь.

Сентяпин хмыкнул снова. Он не видел глаз Рата, но мог поспорить, что и более решительных людей, чем бичи, откинуло бы в сторону. Пальцы соскользнули с рукава. Встававший плюхнулся обратно и сделал вид, что просто хотел устроиться поудобнее. Окончательно разрядил конфликт вынырнувший из-за угла закусочной Васька Ханыга - он с ходу оценил ситуацию, слегка спал с лица и зашипел дружкам:

- Да вы чего, мужики, вааще?.. Это ж Ратка Перваков, вы чего, вааще?.. - и улыбнулся Ратмиру остатками зубов: - Доброго утречка, Ратмир Вячеславович, с каникулами вас!

- Доброе утро, - Ратмир сноровисто грузил покупки на Угадая. Потом - не касаясь стремян - взлетел в седло и пустил коня рысью по сохнущей дороге…

…Японцы ели пельмени со сметаной и солянку с грибами. Судя по всему, им нравилось, но тот старик, который обращался к Рату, увидев Сентяпина, поднялся из-за стола и, вежливо поклонившись, обратился теперь к хозяину:

- Пожаруйста, изавините, уважаемый.

- Да-да? - Сентяпин принял любезный и предупредительный вид. - Вам что-то подать?

- Нет, пожаруйста, - японец поклонился. - Я хотер спрашивать о этот марьчик. Это очена короритный марьчик. Настоящий казак. Мой отеца рассказывар о казак в война - тот война, начаре прошрый века. Марьчик - настоящий казак. И очена самостоятельный и - как это? - бушидо, гордый, как воина. Такой марьчик сейчаса редко. Я показывать в Ниппон его фотография свой внука и говорить им: вот русикий казак, пример. Но я бы хотер знать о нём чуть-чуть, пожаруйста, изавините. Вы бы не могри говорить дря меня об этот марьчик?

- О Рате? - Сентяпин указал рукой на стул. - Садитесь, пожалуйста. Я расскажу. Хотя это печальная история.

Я хорошо знал его отца, Славку Первакова. Вы точно угадали, они казаки. Да ещё какие - настоящие, природные, амурские. Их род тут чуть ли не с семнадцатого века живёт…

У Славки был старший брат, на два года старше, Владимир. Так вот он уехал из до-ма, даже школу не окончил.Сбежал, можно сказать.Отец у них - дядька Никифор - крутой был мужик. Вот так всех в семье держал. Сыновей, правда, любил - они у него поздние были оба, но всё равно - под ним, конечно, жить было нелегко. Сам он был крепко верующий, из староверов, Советскую Власть - знаете, конечно, какая у нас тогда была власть - очень не любил. Я его хорошо помню, как он на праздники выходил: волосы, как у лешего, а на груди рядом - три "Славы" за Великую Отечественную и четыре "Георгия" за Первую мировую, полный бант. Славка-то хотел военным стать, а дядька Никифор ему и говорит: если бы враг напал, я б тебя сам благословил, а так - нечего безбожникам служить. Срочную отслужишь, как отдай - а там всё. И ведь недавно это было, в конце семидесятых… Славка школу заканчивал, я с ним. Он больше и не заговаривал про это, чтобы отца не злить. Ну а там армия. И попали мы в Афган - ну как попали, сами попросились. А узнали, что мы из охотничьих семей, послали нас учиться в спецназовский центр. А потом год мы по горам мотались. Видели всякое. Мне на всю жизнь хватило. А Славке - нет. Он на войне как будто ожил, что ли… "Духи" - ну, афганцы - его "Белый Шайтан" называли. Он ведь срочник был, а ему доверяли группы в рейды водить, как офицеру… и сколько за него духи обещали - не поверите. С четырьмя нулями в долларах. Мы всё смеялись: "Вот ты разбогател!"

Кончилась у нас срочная, он мне и говорит: "Я, Вить, - говорит - это я Виктор, Ви-тя, - домой, - говорит, - не вернусь. Попрошусь учиться на офицера." Я ему: "Да ты что, отец тебя проклянёт." А он мне: "Ну и пусть будет, как будет." И не поехал на дембель…

А я вернулся. Дядьке Никифору все рассказал - думал, он меня со всем моим опы-том, как цыплёнка задавит. Но он ничего, поблагодарил даже. А потом вынес из дома все фотографии Славки, вещи его… сложил в кучу посреди двора и сжёг. Жена его - мать Славки, Ратова бабка - за него уцепилась, кричит - он её, как тряпку, в двери бросил, не глядя. А как догорало всё - как закричит, да страшно так, даже эхо в тайге отозвалось: "Проклинаю! Не будет тебе ни удачи, ни счастья, ни долгой жизни…" - да около костра замертво упал. Как в сказке.

Славка на похороны не приехал. Владимир - тот приехал, как узнал, непонятно, но приехал, а Славка - тот вообще как пропал. И объявился только аж в 97. Не один - с женой, с Леной, и с Ратмиром - ему тогда семь лет было. До майора успел дослужиться - сперва в Советской, потом уже в Российской армии служил. А в Первую Чеченскую что-то он там натворил - по-моему, "чехов", которые оружие побросали, сам расстрелял. Посадить не посадили, но со службы выкинули…

Стал он жить тут, у нас, в посёлке, у матери - та-то до обморока рада была, тем более, что и здоровье у неё, как муж умер, совсем никуда стало. Работы тогда тут не было совсем, я ему предлагал со мной в долю, только дело у меня на ноги встало… да он сказал: "Ты, Вить, не обижайся, но я казак и офицер, торговать не умею." Ратмир в интернате учился, в Зее, школы-то у нас уже двенадцать лет, как нет… Но жили они дружно, неплохо жили. Как апрель - собираются и в тайгу, и он, и Лена - она тоже лесовичка бы-ла, только не из наших, а из северян, откуда-то из Карелии… Золото мыть. Рат отучится - и к ним. Бабка его охала - мальчишке десяти лет нет, а он по тайге за двести, за триста километров родителей искать отправляется. А ему хоть бы что. Я его как-то спросил: "Не страшно тебе в тайге?" Он так посмотрел удивлённо и плечами пожимает: "Нет." Я уж Славке говорил: "Дундук ты, Слав, он же пропадёт у тебя так, что делать будешь?" А тот тоже мне: "Не пропадёт."