Олег Верещагин - Перекрёсток двенадцати ветров

Вот так и жили - пять лет. У нас тут раньше много где золото добывали, мыли, по-том поистощилось всё, но всё равно, найти можно… Рат в августе вернётся, а они до октября в тайге. И вот не сказать, чтоб им очень уж везло - но и не то что не везло. Что намоют - на одежду, на еду на год, туда-сюда… Жили-то почти лучше всех в посёлке, а запасов не делали. Апрель подходит - они как украли - последнее как раз добирают. При-пасы закупят - и в тайгу…

Весной, три года назад, в 2002, как обычно, заходит ко мне Славка. Они у меня затоваривались, я им и по заказу что надо привозил… Забрал, что было нужно, а потом вдруг и говорит: "Был у меня, Вить, отец - он от меня отказался. Была страна - отняли.

Была служба - отобрали. Остались вон - Ленка и Ратка. И либо будем мы, Вить, по-людс-ки жить - либо гори оно всё огнём." Засмеялся и ушёл.

Через полтора месяца приходит ко мне Рат. Слово за слово, пошёл, как обычно, в тайгу. Ещё через неделю прибегает обратно - и всех на ноги поднимает: лагерь брошен, родители пропали! Ему сперва не поверили - мол, отошли куда-то, а ты панику поднял. Но потом всё-таки пошли с ним. Порыскали - точно, брошен лагерь, давно брошен, ещё в мае. Тут уж искать взялись серьёзно. Власти - те не очень, кто для них пропал-то? А наши, местные, аж до конца августа по тайге рыскали. Никого. Ну, по правде сказать, случай-то не первый - тайга… Кого вот так находили, а кто и с концами… Тут и зэки беглые бывают, и свои сволочи, и хунхузы [4], и звери, да и просто всякое могло случиться. Я сам, по чести сказать, как раз про "всякое" и думаю. Я Славку в деле видел. С ним чтобы справиться - армия нужна, да и Лена женщина была непростая…

Только Ратке что с того? Папа с мамой пропали! Другой бы мальчишка в слёзы, а он в тайгу. Первую четверть в интернате коту под хвост пустил, только в ноябре обратно выбрался - уже по снегу и по морозу. "Не нашёл, - говорит. А потом: - Погибли они." И снова - ни слезинки… Это двенадцатилетний-то пацан!!!

…Бабка, конечно, над ним опекунство взяла, ну да это ещё посмотреть, кто над кем… До июня они дожили, он набрал для неё продуктов в долг, а сам к одной артели самопальной пристроился, опять золото мыть - кто мальчишку одного на такую работу отпустит? Только лучше бы один - там что? Пьянки, драки, да мат. Я так и думал - перело-мится пацан. Говорю ему: "Плюнь, у меня работай." А он мне: "У меня отец был казак и офицер - и я сам казак. И ни торговать, ни прислуживать не умею." Ушёл, вернулся в августе - с золотом. Я потом краем расспрашивал, как там было. Пробовали, конечно, на нём ездить, а он чуть что - за нож, да не в шутку и без злости, вот что самое-то страшное - спокойно так. Короче, не только обидеть не смогли, но к концу сезона и сами как-то очеловечились немного, что ли… А он и на будущий год так же… А в прошлом году нанялся каких-то новых русских водить по турмаршрутам - он паспорт получил, мог уже официально зарабатывать. Они тоже вроде вас - извините, прибалдели от него.

В этом году тоже работу нашёл - наверное, опять с туристами, вон, аванс взял… А потом собирается в Суворовское училище поступать. Он, между прочим, девять классов без единой тройки окончил. Правда, колебался - как ему с бабкой быть, болеет она у него часто. Ну, я обещал присмотреть. В конце концов, мы с её сыном год на камнях спина к спине спали, а это, знаете…

Короче, будет Рат офицером. Жаль только, что у нас так: сегодня орден на грудь, а завтра за решётку. Я ему говорил, да он только бровями водит…

… - Это есть весима печареная история, - японец покачал головой. - Печареная и… как это русики?.. За-хва-ты-ва-ю-сиая.

- Это кому как, - буркнул Сентяпин. - Мальчишка один, как перст, на белом свете.

- О да, - японец вздохнул. - Ми это понимаем. Черовеку крайне трудно без бризких. Я бы… - он полез в карман аккуратного пиджака, - я бы крайне хотер помочь марьчику. Я весьма небедный черовек. Мозет быти вы передавайте ему эти деньги? - он отсчитал пять сотенных еврокупюр и протянул с вежливой улыбкой хозяину закусочной. - Не средует говорить ему, от кого. Это, - и японец вдруг очень чётко выговорил, хотя это стоило ему очевидных усилий, - несправедЛиво, когда так бывает.

- Он не возьмёт, - убеждённо сказал Сентяпин. - Просто так он деньги не возьмёт ни у кого - ни как подачку, ни как помощь.

- Жарь, - японец помедлил, положил деньги на стол. - Тогда я убедитерьно просить вас - вы будете передавать эти деньги старая зенщина, его бабуска. Под… под предрог. Вы придумать предрог и передать, когда марьчик уходить в рес. Сказите ей, - он вдруг печально улыбнулся, - сто это от одного тозе старого узкоглазого, который быр сордатом и потеряр и веру, и страну… - японец помедлил снова и тихо закончил: - Да и семью. Я визу мои внуки раз в год. На праздник. И сын - торько на праздник. К чему мне денги? Я умру - и… - японец вежливо улыбнулся и сказал: - У вас крайне вкусная еда. Брагодарю вас.

В трёх километрах от "Загляни, дружище!" от шоссе уходила в лес грунтовка до самого посёлка, но Рат знал, что она делает петлю до моста, и в результате набегает лишних пятнадцать километров. Поэтому он повернул в лес сразу за домиком - и уже около часа ехал по тайге.

Человеку непосвящённому тайга показалась бы одновременно безжизненной, но и полной шумов, враждебной - трудно было даже представить себе, что всего в нескольких километрах по асфальту проносятся автомобили.Под широкими лапами кедров царил вечный полумрак. Солнечные проплешины среди кусочков лиственного леса казались скорее тревожными, чем весёлыми. Вечно неизменным и вечно меняющимся выглядел лишён-ный каких-либо особых примет пейзаж - затягивающим своим зелёно-чёрным одноообра-зием. Пели невидимые птицы, в тенях крались странные шорохи, и даже журчание скрытого в ложбине ручейка казалось загадочно-враждебным.

Но для Рата это был привычный и естественный мир - как для городского подростка привычны людные улицы и пахнущий асфальтом и бензиновым выхлопом воздух. Он никому никогда не говорил об этом, но в Зее - небольшом вообще-то городке - всегда страшно тосковал по этим кедрам, падям, холмам с голыми вершинами, увенчанными ква-рцевыми коронами, по горам Станового хребта над горизонтом… Если что-то и могло бы его остановить, удержать от поступления в Суворовское - так это мысль, что придётся на-долго расстаться с тайгой, горами и небом над всем этим. Рат очень жалел, что сейчас нет настоящей кавалерии. Впрочем, он читал в одной книжке, что мысль о "призыве" на воинскую службу лошадей бродит где-то в генеральских головах, и мечтал, что, может быть, будет ещё служить в модернизированной кавалерии, как когда-то дед - казачий офицер Первой Мировой - служил в обычной.

Деда живым Рат никогда не видел, конечно, но отец всегда говорил о нём - своём отце - с любовью, уважением и сожалением…