Юкио МИСИМА - ХРАМ НА РАССВЕТЕ

…Ему вспомнилась свежесть того утра. Утра, когда исчезла Йинг Тьян.

Охваченный тревогой, Хонда был в какой-то степени даже рад этому. Обнаружив, что девушки нет в комнате, он в замешательстве не сразу позвал Кацуми. Его поглотил поиск запахов исчезнувшей Йинг Тьян.

В свете прекрасного утра видна была брошенная в беспорядке постель. На чуть сбившейся простыне остались следы ее растерянности, движений ее горячего тела. В тени вздыбившегося волнами одеяла Хонда подобрал спрятавшийся волос. Волос напоминал милого зверька, который после мытарств наконец нашел себе пристанище. В углублении подушки Хонда искал следы прозрачной слюны. Подушка была чистой.

После этого Хонда отправился сообщить новость Кацуми.

Кацуми побледнел. Хонда нисколько не пытался скрыть, что он, в общем-то, не удивлен.

Разделившись, они отправились на поиски.

Сказать, что Хонда в этот момент не допускал, что Йинг Тьян мертва, значило бы солгать. Он думал, что такое вряд ли возможно, но смерть словно витала в воздухе этого ясного, создавшего перерыв среди дождей утра, как ставший ненужным аромат кофе. Что-то печальное окружало это утро тонкой серебряной каймой. То был знак милости, о которой мечтал Хонда.

Не имея ни малейшего желания делать это, он сказал Кацуми, что, наверное, следует позвонить в полицию, Кацуми развеселился, усмотрев в этом чрезмерную предосторожность.

Сначала он вышел на террасу и взглянул в наполнившийся дождевой водой бассейн. Он с содроганием думал, а вдруг в отражавшем голубое небо бассейне плавает тело Йинг Тьян, и чувствовал, как полностью исчезает грань, отделявшая этот реальный мир от мира нереального, куда он сейчас вступит. В это утро в этом мире могло произойти все, что угодно. И смерть, и убийство, и самоубийство, и даже крушение мира. И все это среди ясного, бескрайнего, спокойного пейзажа.

Когда они с Кацуми спускались по мокрому газону обрыва к текущей внизу реке, Хонда во всех подробностях представил себе, как из-за самоубийства Йинг Тьян, которое станет достоянием газет и грязных слухов, с треском лопнет его прежняя репутация, и даже обрадовался этому. Но это было явное преувеличение. Инцидент связан с именами Йинг Тьян и Кацуми, никто в этом мире не знает, что Хонда подглядывал за ними в дырочку.

С дороги была видна гора Фудзи. Это была уже летняя Фудзи. Снежный подол подтянулся неожиданно высоко, и земля в лучах утреннего солнца сияла цветом мокрого кирпича.

Они осмотрели поток. Осмотрели рощу кипарисовиков.

Вышли за ворота, и Хонда предложил Кацуми зайти в соседний дом — может быть, Кэйко приехала на дачу, но Кацуми решительно отказался и сказал, что поедет на машине на станцию, а там пройдется вдоль железной дороги. Кацуми очень боялся встречи с теткой.

Конечно, было неудобно так рано заходить к Кэйко, но раз такой случай, делать было нечего. Хонда позвонил в дверь. К его удивлению, Кэйко появилась уже с наложенным макияжем в изумрудного цвета платье, поверх которого была наброшена кофточка. Встретила она Хонду как ни в чем не бывало.

— Доброе утро. Наверное, за Йинг Тьян? Она прибежала утром, еще темно было, спит в кровати Джека. Хорошо, что Джека нет. Был бы он тут, наверняка поднялся бы шум… Она была чем-то возбуждена, я заставила ее выпить Шартрез и уложила спать. Ну, а я потом не смогла уснуть, так и встала. Доставила она хлопот… Но я не стала спрашивать, что случилось. Посмотрите, как мило она спит?

Хонда был терпелив, а в голове носилось: «Больше я ее не увижу, больше я ее не увижу». С тех пор известий не было и от Кэйко, не говоря уж об Йинг Тьян.

Он ждал, когда придет настоящее сумасшествие.

Он ждал того самого момента, когда опыт и знания, рассудок и способности, зрелость и жизненная мудрость не просто утрачивают силу, как у старой лисы из известной пьесы, знавшей все опасности ловушки, но безрассудно кинувшейся в нее за приманкой, а, напротив, когда все это упорно толкает человека совершить опрометчивый поступок.

Подростком он ждал, когда станет взрослым, и в пятьдесят восемь лет опять должен ждать, когда же он созреет. Созреет для катастрофы. Созреет для гибели, останется совсем один — так в ноябре, когда все увяло, облетели листья с деревьев, засохла трава и в неверном свете уже зимнего солнца все кажется белым, на засохших, причудливо закрученных стеблях, как в раю, висят ярко-алые ягоды.

Чего он на самом деле желал — пламенного безрассудства, смерти — возраст старался этого не различать. Где-то, в неизвестном ему месте, что-то медленно, тщательно готовилось. И единственным, что в будущем должно было непременно случиться, была смерть.

Как-то раз Хонда в своей конторе услышал, как молодой сотрудник, стесняясь других, ведет по телефону какой-то личный разговор, и его охватило чувство страшного одиночества. Было совершенно ясно, что это звонок от женщины, молодой человек в рабочей обстановке старался говорить равнодушно, но Хонде казалось, что он слышит далекий, полный обаяния женский голос.

Может быть, у них была молчаливая договоренность разговаривать в таких случаях служебным языком. У Хонды возникла мысль, не уволить ли ему этого вечно растрепанного юношу, чьи печальные глаза и брезгливо кривившийся рот как-то не соответствовали облику сотрудника адвокатской конторы.

Для того чтобы поймать по телефону Кэйко, которая, пока жила в Токио, практически не бывала дома из-за приглашений на ленчи, коктейли, ужины, одиннадцать часов утра было самым подходящим временем. Если вести во всеуслышание личный разговор по телефону в тесном помещении конторы, как только что делал молодой сотрудник, — конечно, будешь чувствовать себя скованно, и это заставило Хонду решиться. Сказав, что он идет за покупками, Хонда вышел из конторы.

Торговая улица на первом этаже здания «Марубиру» была одной из немногих, сохранившихся от довоенного Токио, Хонда любил рассматривать галстуки в здешнем магазинчике галстуков, перебирать в маленькой лавочке бумагу, которой пользуются писатели или художники. Пожилые джентльмены, в которых было что-то от довоенных времен, осторожно ступая по скользкому после дождя мозаичному полу, искали здесь что-нибудь необременительное для своего кармана.

Хонда нашел телефон-автомат и позвонил Кэйко.

Она, по своему обыкновению, долго не подходила к телефону. Хонда был уверен, что она дома, поэтому представлял себе, что если она не у телефона, значит, у зеркала, он так и видел ее, выбирающую платье для ленча, или как она в одной комбинации, обтягивающей великолепную спину, подкрашивается перед зеркалом.

— Извините, что заставила ждать, — прозвучал в трубке спокойный глубокий голос — Куда вы пропали? Что нового?