Юрий Карлаш - Мир, который рядом

Леха – парень тридцати лет из города Ртищев Саратовской области. Если бы наша зона была «черной», то стопудово Леха был бы на ней положенцем. Я точно не знаю, чем он занимался на воле, но уверен - не картошку растил. Помимо того, что его уважали все зеки зоны, его и мусора обходили стороной. Леха был единственным человеком в лагере, который разговаривал с Сергеевым на ты. Майор Сергеев, встречи с которым избегали все, с Лехой общался на равных. И не потому что Иванов был сукой или козлом. Нет. В те времена, когда Леха приехал в лагерь, Сергеев был начальником штрафного изолятора. Тогда зона еще не была настолько красной и режимной, но свои порядки мусора уже наводили. Леха отказался подниматься в зону и его пустили под очень жестокий пресс и закрыли в изолятор. После того, как он оклемался от побоев и отказался во второй раз подниматься в лагерь, его чуть не убили. И вот, когда этот парень, еле живой, корчился от боли на холодном полу камеры изолятора, в хату зашел Сергеев и кинул Лехе пачку сигарет. Вообще-то, курить в изоляторе строго запрещалось, но мусор сжалился и решил сделать несломляемому зеку подачку:

- На, покури, - Сергеев стоял в дверном проеме, глядя, как Леха с трудом поднимается с пола.

- Пошел ты нахуй со своими сигаретами! - с этими словами Иванов поднял пачку с пола, и что было сил, бросил в мусора.

Сергеев ушел, лязгнув запорами тяжелых камерных дверей (тормозов), но с тех пор зауважал этого зека.

В зоне Леха побывал на многих должностях, и везде, где он рулил, был порядок. Не мусорской порядок, а пацанский. Конечно, и страдал Иванов за этот порядок тоже очень часто. Во-первых, он чаще всего ненадолго задерживался на какой-нибудь из должностей, так как все тот же Сергеев снимал его и сажал в изолятор. Во-вторых, несмотря на его положение, его тоже отправляли на исправленческие работы. Но в изоляторе теперь Леха сидел иначе. В отличие от первого раза, теперь он просто отдыхал. Его не напрягали режимом, разрешали курить, да и жратву ему приносили свои пацаны из зоны. Зеки всегда были на его стороне, а мусора хоть и видели, что он нарушает режим, его практически не трогали, так как сами частенько делали через него свои дела. Так как Иванов разговаривал с майором, не мог себе позволить ни один мусор. И если у какого-нибудь мусора возникали проблемы с Сергеевым, он шел к Иванову и просил посодействовать. Звучит нелепо, правда? Но факт остается фактом, Леха был авторитет. И поэтому клуб вздохнул с облегчением, когда Иванова поставили здесь рулем.

Что самое интересное, он никогда не козырял своей значимостью и положением. Увидев, как парни из цирковой студии жонглируют гирями, он попросил научить и его. Научившись этому ремеслу, он стал ползать по канатам с акробатами из той же цирковой студии. За что бы он ни брался, все доводил до конца. Ну а в то время, когда я пришел работать в клуб, Леха познавал новый вид творчества – клавиши. И поэтому он просиживал вместе с нами в кабинете дни напролет, забивая в синтезатор после моих барабанов остальные инструменты.

В клубе было хорошо, но из-за него я практически совсем забил на отряд. А так делать тоже было нельзя. И я стал придумывать способ, как передать все свои дела кому-нибудь другому.

Если в зоне ты занимаешь какую-нибудь должность, то соскочить с нее можно только в том случае, если найдешь себе замену. Другой вариант – изолятор или свинарник, если летом, а если зимой, то «топка».

«Топка» - один из видов исправительных работ для зеков. То, что в лагере не было воды после дождя, я уже рассказал. Вот то же самое было и со снегом. Если в зоне выпадал снег, то его сразу убирали - сначала лопатами закидывали на бордюр, после чего полностью очищали асфальт с помощью скребков и метелок. И вот, исправленцы занимались тем, что брали огромную телегу-прицеп, одно колесо у которой было постоянно спущено, и вручную толпой толкали ее вокруг зоны, останавливаясь возле каждой локалки и собирая снег с бордюров.

Снег загружался в телегу и ее толкали дальше. Чтобы читатель понял, как это выглядит, я скажу лишь то, что телега эта была от какого-то трактора или машины, и для того, чтобы поднять сам прицеп для управления этой бандурой, нужно было минимум человека четыре. А остальные человек десять толкали телегу сзади. Это был адский труд. Телега постоянно пыталась уехать в сторону из-за того, что одно колесо не работало. Зеки раскачивали ее и толкали, толкали. Метр за метром, от одного барака к другому. После того, как телега объезжала всю зону, его подвозили к бане, где стояла сама «топка». Это было сооружение в виде высокого кузова, под которым горел костер. В кузове этом был слив в канализационную трубу. Весь снег, собранный с территории зоны загружали в этот кузов и топили, превращая его в воду, которая уходила в трубу. Если осадков выпадало много, и исправленцы не успевали собирать все, то снег таскали обычные зеки вручную на своих одеялах, после чего спали под этими самыми одеялами. Представьте только: зима, мороз, барак отапливается плохо, а ты спишь под мокрым одеялом, которое к утру становится фанерным.

Поэтому я и искал себе замену, но все мои попытки обламывались, так как контингент в бараке оставлял желать лучшего.

Замену на свою отрядную должность я искал около двух месяцев и, по всей вероятности, так и не нашел бы, если бы не Толян Фофанов.

Дядя Толя был в нашем лагере своеобразной «ходячей энциклопедией». Занимался он подготовкой и выпуском новостей на местном радио. На всей территории зоны стояли громкоговорители, из которых во время контрольной проверки раздавался дикторский голос дяди Толи с выпуском свежих новостей. Чаще всего зеки даже не слушали, о чем читал Фофанов, но по режиму новости были обязаловом, поэтому и существовала такая должность «Редактор радиогазеты».

Фофанова занала вся зона: маленький мужичок с папкой газет под мышкой, всегда весел и словоохотлив, он никогда не проходил мимо сидящих в курилке зеков, всегда останавливался и травил анекдоты, либо рассказывал о последних событиях в стране и мире. И вот подошло время условно-досрочного освобождения нашего диктора, которому, как и мне, стала позарез нужна замена. Я, конечно, не долго думая, предложил Толяну свою кандидатуру. Через пару дней по мою душу в барак пожаловал зам. начальника по воспитательной работе Неведов Борис Алексеевич.

- Что, Соломин, радиогазету читать хочешь?

- А почему бы и нет?

- Так ты ведь скинхед, Соломин, тебе только дай микрофон в руки, так ты тут начнешь про фашистов своих рассказывать! - начал наезжать Неведов.

- Да бросьте Вы, Борис Алексеевич. Какие фашисты? Вы ведь сами прекрастно понимаете, чем это для меня закончится, а я не самоубийца.