Юрий Мамлеев - Шатуны

— Вот и я думаю, не одними ли я шуточками занимаюсь, — грозно проговорил Федор. — Как проверить, а?

— А чем вы занимаетесь? — спросила Анна.

Федор встал и, изредко мутно поглядывая на Анну, как на пустое, но странное пространство, начал медленно ходить вокруг Барской, сидящей на стуле, как ходит парализованное привидение вокруг куска мяса.

Аня чуть взволновалась.

— Черт возьми, вы любопытный, — проговорила она, внимательно всматриваясь в Федора. — Вот уж не ждала. Так значит вас интересуют трупы?!

Федор вдруг остановился и замер; он повернул свою бычью голову прямо к женщине и громко сказал: «Занятно, занятно!».

— Что занятно?! — воскликнула Барская.

— Не трупом интересуюсь, а жизнью трупа. Вот так, — ответил Федор и, сев против Анны, похлопал ее по ляжке.

Другой же рукой незаметно пощупал нож — большой, которым режут свиней.

— Ого! — воскликнула Анна. Слова Федора и его жест взбудоражили ее. Она вскочила. — А знаете ли вы!! — оборвала она его, что труп — это кал потустороннего. Вы что же ассенизатор?!

— Чево?!..Как это кал потустороннего?!

— Очень просто. Мы, вернее то, что в нас вечно, уходим в другой мир, а труп остается здесь, как отброс… смерть — это выделение кала и калом становится наше тело… Знаете…

— Мало ли чего я знаю, — спокойно ответил Федор. — Но все равно «труп» — хорошее слово… Его можно понимать по-разному, — добавил он.

— Вы любите мертвые символы, слова?! — бросила Барская. Федор вздрогнул: «А ты их знаешь?!» («Ни с кем я еще так не разговаривал», — подумал он.)

Анна, закурив, продолжала разговор. От некоторых слов у Соннова

чуть расширились зрачки. Вдруг Федору захотелось встать и мгновенно прирезать ее — разом и чтоб было побольше крови. «Вот тогда будешь ли ты так говорлива на умные слова?! — подумал он. — Ишь, умница… Поумничаешь тогда в луже крови».

Но что-то останавливало его; это было не только невыгодность обстановки и предупреждение Клавы — Федор совсем последнее время одурел и даже забывал свойства действительности, как будто она была сном. Нет! — Но что-то в самой Анне останавливало его. Он никогда раньше не встречал человека, который, как он смутно видел, «вхож» в ту область — область смерти — которая единственно интересовала Федора и в которой сама Анна видимо чувствовала себя, как рыба в воде.

На один миг Федору даже показалось, что она знает об этом столько,

что по сравнению с этим его опыт как лужица по сравнению с озером. Так ловко и уверенно говорила Анна. И в то же время какие-то подсознательные токи доходили от Анны до его отяжелевшей души. И из интереса чем же кончится этот разговор и что вообще в дальнейшем может сказать ему Анна о смерти — Федор не встал с места, не зарезал Анну, а остался сидеть, уставив свой тяжелый, неподвижный взор на маленькой, подпрыгивающей в такт разговору туфельке Барской.

Они проговорили в том же духе еще около часа.

— Неужели вас действительно так интересует потусторонняя жизнь?! — спросила Анна.

Может быть впервые за все свое существование Федор улыбнулся.

Его лицо расплылось в довольной, утробно-дружелюбной, по-своему счастливой, но каменной улыбке. Он вдруг по-детски закивал головой.

— Мы, интеллигенты, много болтаем, — начала Анна, пристально глядя на Федора. — Но не думайте, лучшие из нас могут также все остро чувствовать, как и вы, первобытные… Хотите, Федор, я познакомлю вас с людьми, которые съели в этом деле собаку… Они знают ту жизнь.

Соннова мучила темная голубизна Анниных глаз. Но это предложение заволокло его. Он почуял мутное влечение к этим людям.

Встал и опять заходил по комнате.

— Значит, дружбу предлагаете? Ну что ж, будем дружить, — угрюмо сказал он. — А как ежели с тобою переспать? — вдруг выбросил он.

— Иди, иди. Не приставай ко мне никогда. Лучше занимайся онанизмом, — сухо вспыхнула Анна.

— Без трупа тяжело, — сонно проурчал Федор. — Ну да ладно… Я не бойкий… Плевать…

— Фединька, Федюш, — раздался вдруг за дверью тревожный, но сладенький голос Клавы.

Дверь приоткрылась и она вошла. Несколько оторопев Клава вдруг умилилась.

«Вот Аннушка жива! Вот радость-то!!», — тихо проурчала она себе под нос, всплеснув руками.

— Федуша, иди, иди к себе. А то еще поженешься… на Анненьке… Хи-хи… И чтоб, к ней не лезть… дурень… дите, — прикрикнула она на Федора, вздрогнув своим пухлым телом.

Федор вышел.

— Вы, Аня, не обращайте на него внимания, — опять умилилась Клава, кутаясь в платок. — Он у меня добродушный, но глупый. И зверем иногда, глядит по глупости.

Но Анна и так не обращала на Федора особенного уж внимания. По-видимому у нее было кое-что поважнее на уме.

Но на следующее утро, когда Федор, угрюмо дремлющий на скамейке во дворе, попался ей на глаза, он снова заинтриговал ее.

— Знаете, Федор Иванович, — сказала она с радостным удивлением глядя в его жуткие, окаменевшие глаза, — я сдержу свое слово. И познакомлю вас с действительно великими людьми. Но не сразу. Сначала вы просто увидите одного из них; но знакомство будет с его… так сказать… слугами… точнее с шутами… Это забавные людишки… Повеселитесь… Для нас они шуты, а для некоторых — божества… Но поехать надо сейчас, в одно местечко близь Москвы!.. Поедете?!

Федор промычал в ответ.

Через полчаса они уже были у калитки. Бело-пухлое, призрачное лицо Клавы мелькнуло из кустов.

— Федор — ни-ни! — быстро прошептала она брату. Соннов согласно кивнул головой.

Ехать нужно было на электричке. Две по жути непохожие фигуры подходили к станции: одна — Федора: огромная, сгорбленная, аляповато-отчужденная, как у сюрреального вора; другая — Анны: изящная, маленькая, беленькая, сладострастно-возбужденная неизвестно чем.

Одинокие, пьяные инвалиды, сидящие на земле, провожали их тупым взглядом. Даже в набитом поезде на них обратили внимание.

— Папаня с дочкой в церкву едут… Венчаться, — хихикнула слабоумная, но наблюдательная девочка, примостившаяся на полу вагона.

Федор с ошалело-недовольным ликом смотрел в окно, словно его могли заинтересовать мелькающие домишки, заводы, пруды и церкви.

Анна чуть улыбалась своим мыслям.

Сошли минут через двадцать. И сразу же начался лес, вернее парк, безлюдный, но не мрачный, похотливо-веселый, солнечный.

Анна провела Федора по тропинке и скоро они очутились около поляны; в центре ее было несколько человек мужского пола…

— Садитесь, Федор Иванович, здесь на пенек и смотрите, — улыбнулась ему Анна. — Увидите представление.

И оставив его, она направилась к этим людям. Их было всего четверо, но Анна стала разговаривать с одним из них — астеничным, среднего рода, чуть женственным молодым человеком в белой рубашке лет двадцати восьми. Очевидно она что-то рассказывала ему о Соннове, и он смеялся, даже не глядя в сторону недалеко расположившегося Федора.