Ричард Йейтс - Пасхальный парад

— Может, мне ей позвонить? — спросила Эмили у Говарда.

— Зачем? Из-за этой открытки? Не стоит, дорогая. Если что-то не так, она тебе сама позвонит.

— Как скажешь. Наверно, ты прав.

И вот однажды среди ночи, в мае шестьдесят восьмого года, — за три месяца до того, как Саре должно было исполниться сорок семь лет, как позже высчитала Эмили, — телефонный звонок поднял ее с постели.

— Тетя Эмили?

— Питер?

— Нет, это Тони… Тони-младший… Мне очень жаль, но сегодня ваша сестра отошла в мир иной.

И, еще не успев до конца переварить услышанное, Эмили успела подумать: «Как это похоже на Тони-младшего: сказать не „умерла“, а „отошла в мир иной“».

— От чего она… умерла? — спросила Эмили после короткой паузы.

— Она давно страдала от болезни печени, — сказал он глухо, — которую еще усугубило ее падение.

— Ясно. — Эмили услышала, как в ее собственном голосе зазвучали нотки сдержанной торжественности, с какой персонажи в кино реагируют на чью-то смерть. Все это казалось чем-то нереальным. — А как в этой ситуации твой отец?

— Он… держится нормально.

— Ну что ж, — сказала она, — передай ему мои… э-э… мои лучшие пожелания.

Машина Говарда находилась в ремонте, так что на похороны им пришлось отправиться поездом.

— Пересадка вимайке, — объявил кондуктор.

Всю дорогу до Сент-Чарльза, глядя через грязное стекло на медленно проплывающие пригороды, Эмили предавалась воспоминаниям о сестре. Сара в двадцать лет, в элегантной одежде с чужого плеча, уверяет всех, что ей дела нет до какого-то дурацкого пасхального парада; Сара в шестнадцать, со скобками на зубах, каждый вечер стирает в раковине свои кофточки; Сара в двенадцать; Сара в девять.

В девять-десять лет Сара выделялась среди сверстниц своим воображением. Из купленной в «Вулвортсе» за десять центов книжечки она аккуратнейшим образом вырезала нарисованных кукол, а также их платьица с фирменными ярлычками и, одев каждую, наделяла ее особой индивидуальностью. Решив, какая из них самая красивая и пользуется наибольшей популярностью (если наряд этой куклы, по ее мнению, был недостаточно эффектным, она придумывала для нее одежду собственного покроя, пустив в ход цветные карандаши или акварельные краски), Сара рассаживала остальных в качестве зрителей (с этой целью приходилось перегибать их пополам), а свою главную звезду заставляла подрагивать в своих руках, как это делают настоящие певицы, и исполнять такие хиты, как «Добро пожаловать, весна» или «Серебряная подкладка», которые она знала наизусть.

— Эмили, ты в порядке? — спросил Говард, трогая ее за плечо.

— Да, — ответила она. — Все нормально. Юный Эрик встретил их на станции в дешевом темном костюме — из рукавов пиджака свисали кисти рук, как куски мяса над прилавком, — и зеркальных очках.

— Питер приехал? — спросила она.

— Все в сборе, — сказал он, профессионально лавируя в потоке машин.

Ей предстояло тяжкое испытание. Надо было собраться и как-то все это пережить; к счастью, не надо забывать, рядом с ней был Говард Даннингер. Он сидел один на заднем сиденье, и, чуть повернув голову, она видела безукоризненные стрелки на брюках из оксфордской серой фланели, что действовало на нее успокаивающе.

— Похорон в обычном смысле не будет, — сообщил Эрик. — Короткая служба… ну, в общем, у могилы, и всё.

И вот уже они шли по свежей траве среди надгробий под чистым голубым небом, и Эмили думала о том, что Уилсоны должны быть влиятельным семейством, если у них есть собственный участок в одном из самых густонаселенных мест Лонг-Айленда. Разверстая Сарина могила была затянута серым брезентом. Закрытый гроб, стоявший на подъемнике, которому предстояло опустить его в землю, был совсем маленький, — впрочем, большой Сара осталась только в воспоминаниях детства. Рядом, на сравнительно новом надгробии, она прочла: «Эдна, любимая жена Джеффри», и, таким образом, только сейчас Эмили узнала о смерти старушки Эдны. Разве не удивительно, что ей ничего не сообщили? Она даже мысленно завязала узелок на память, чтобы после церемонии спросить об этом Сару, и только потом до нее дошло, что Сару она уже никогда и ни о чем не спросит. Со странной робостью, как ребенок, жаждущий отцовского прощения, она просунула пальцы Говарду под локоть. Ей как будто послышался Сарин голос: «Все хорошо, Эмми. Все хорошо».

Слева от них физически крупный, но, судя по всему, слабохарактерный мужчина тихо плакал, точнее, кусал губы и часто моргал в попытке удержать наворачивающиеся на покрасневшие глаза слезы; за его спиной стояла матрона с малышом, а также мальчик и девочка постарше, которые цеплялись за ее юбку. Это, стало быть, был Тони-младший, его жена с их общим ребенком и его приемные дети. Здесь же был и священник с молитвенником в руках, поджидавший остальных родных и близких усопшей.

Вдалеке захлопали дверцы машин, и вскоре показалась группа мужчин, направлявшихся к ним быстрым шагом. Тони шел в середине, оживленно с кем-то беседуя и посмеиваясь и при этом несколько раз повторяя жест, которым много лет назад показывал Джеку Фландерсу, как взлетают истребители, собранные на заводе «Магнум», — фьють! — вскидывая ладонь вертикально вверх в подобии салюта. Его товарищ согласно кивал и улыбался и даже наградил его дружеским тычком. По их одежде и манерам — простоватые, слегка поддатые работяги — Эмили определила, что они тоже с завода. А за ними двигалась вторая группка, Питер и компания, серьезные молодые люди аспирантского вида.

Даже практически дойдя до места, где стояли Эмили с Говардом, Тони все никак не мог закончить разговор со своим приятелем.

— Только вперед, правильно? Не оглядываться. — И снова этот жест: вскинутая ладонь. — Только вперед!

— Ага, — отвечал его приятель. — Точно.

— О, кого я вижу. — Тони заморгал. — Привет, Эмми.

Глаза у него были красные, и сами глазные впадины тоже красные и опухшие, как будто он долго и ожесточенно тер их кулаками.

— Привет, Тони.

Заметив Говарда, он протянул ему руку:

— Рад вас видеть, мистер Говингер. Знаете ли, один из наших ребят отправился в вашу фирму в прошлом месяце, и я ему говорю: «Я знаю там юрисконсульта, который может быть тебе полезен». Может, вы с ним еще познакомитесь. Отличный парень, зовут его… погодите, это же была другая фирма. «Юнион Карбайд».

— Это непринципиально, — сказал Говард. Воспаленные глаза Тони снова уставились на Эмили. Казалось, он пытается ей что-то сказать, но не находит слов.

— Знаешь ли, — он поднес к темени вытянутую ладонь, — только вперед. Не оглядываться. — Он вскинул ладонь вверх. — Только вперед!

— Правильно, Тони, — согласилась она.