Эргали Гер - Сказки по телефону, или Дар слова

– Чегой-то ты не того нюхнул в туалете, – заметил Тимофей Михайлович, отыграв пятьдесят тысяч. – Скользит ваша дурь заморская по моей водке, как по тонкому льду.

Кондрат уставился на него неподвижным взором, но промолчал. Папка с акциями вернулась к хозяину по уговоренной стоимости: пятьдесят тысяч плюс ключи от машины. Следующие два часа исполнительный директор медленно, но верно отыгрывался. Лица игроков осунулись и отвердели, они подсекали друг друга взглядами, отталкивали друг друга взглядами и проницали, изнемогая в борьбе. Слишком высоки были ставки. Дымшиц сократил разовую дозу до полстакана; выпив, он изрекал нечто типа «скользит и падает», целиком засовывал в рот бутерброд с икрой и жестоко хрустел огурцом, демонстрируя беспощадность хватки. Глядя на него, Кондрат с Андрюшей выпили тоже – не столько по душевной надобности, сколько из смутной потребности убедиться, что в бутылке водка, а не вода.

Одновременно со второй бутылкой игра закончилась: ключи от машины лежали в кармане Дымшица, последние четыреста долларов авторитета тоже откочевали на его половину.

– А что это виски никто не пьет? – приятно удивился Дымшиц. – С ними и проигрывать веселее, ей-богу.

– Можно и виски, – согласился Кондрат.

Тимофей Михайлович щедро наплюхал ему полстакана, не глядя поставил бутылку перед Андрюшей и, проследив, как проталкивает в себя виски раздосадованный Кондрат, душевно утешил:

– Не грусти, атаман.

Кондрат едва не поперхнулся.

– Фильтруй базар, – сказал он. – С какого такого мне грустить, когда я весь при своих?

– Вот и я говорю, – согласился Дымшиц, отсчитывая ему деньги.

– Это что?

– Мы же делили пополам, – напомнил Дымшиц. – Получается, что я выиграл у тебя всего пятьдесят тысяч. А я хочу сто.

Вор, стиснув зубы, уставился на Тимофея Михайловича, который прилежно делил надвое ворох денег.

– Думаешь, ты крутой?

– Думаю, покруче тебя, – сказал Дымшиц, трезво взглянув на Кондрата.

– Ты хреново думаешь. Так хреново думаешь, что глубоко заблуждаешься, отчеканил Кондрат, уверенный в неотразимой полновесности формулировки: в мозгах его колючим коралловым цветком расцветал кокаин, сдобренный алкоголем. – Ты фраерман, а я вор. Захочу, и намажу тебя на хлеб заместо икры.

– Мой фарт тебе не перешибить, – уверенно ответил Дымшиц.

– Не перешибить соплю оглоблей, – Кондрат презрительно сплюнул через плечо. – Давай сдавай, фраерман. Поглядим, сколько тебе отпущено трепыхаться.

– Сергей Лексеич, он же вас нарочно заводит! – догадался Андрюша. – Ему не деньги, ему акции нужны!

– А? – осклабился Кондрат. – Что ты на это скажешь?

Дымшиц вернул Андрюше давешний брезгливый взгляд.

– Я всегда был о вас невысокого мнения, Андрей Владимирович. Однако ж не подозревал, что вы способны говорить о присутствующих в третьем лице.

– Ты знаешь правила не хуже меня, – добавил он, обращаясь к Кондрату. После этих пятидесяти тысяч – если ты их проиграешь, конечно, – ты волен выйти из игры в любой момент. Дело, разумеется, не в деньгах. Я это сразу сказал, с самого начала. Дело в принципе.

– Сдавай, – велел Кондрат, темнея лицом. – А ты бы отсел подальше, посоветовал он Андрюше. – Не люблю, когда дышат в ухо.

Охрана, одуревшая от подкидного, бросила карты и наблюдала за игрой издали. Пятьдесят тысяч перелетали от Кондрата к Дымшицу шелестящими стайками, но дело было действительно не в деньгах: Дымшиц давил Кондрата, высасывал из Кондрата авторитет, это чувствовал не только сидевший рядом Андрюша, но и охрана. Минут за сорок вор проигрался в нуль и, не сбавляя темпа, кинул на стол ключи от «лендровера».

– Тридцать тысяч.

– Десять, – сказал Дымшиц.

– Пятнадцать.

– Десять, – повторил Дымшиц. – Тачка крутая, но на плохом счету у милиции.

– А кто постарался?!. А-а, что с тобой говорить… Играем!

«Лендровер» ушел со свистом. Под занавес Кондрату мигнул редкостный фарт: пришли три шестерки и тут же, через кон, трынка с тузом, но Дымшиц падал без боя, проигрывая мелочь – потом одним махом, на двадцати очках против семнадцати, отыграл все.

– Ладно, – сказал Кондрат, срывая с шеи здоровенную золотую цепь. – Три штуки.

– Тысяча, – оценил Дымшиц, прикидывая цепь на ладони.

– С тобой разгонишься… – Кондрат задумался, с прищуром засмотрелся на Дымшица и процедил: – Ой смотри у меня, исполнительный… Давай другую колоду.

Дымшиц отмел отыгранные карты, встал за другой колодой – Кондрат тем временем нагнулся, достал кейс с акциями и щелкнул замками.

– Это никак, Сергей Лексеич, невозможно! – взвизгнул Андрюша, вскочил и потянулся за кейсом – Дымшицу показалось, что Кондрат всего лишь передернул плечом, но непонятная сила швырнула Андрюшу в кресло и вместе с креслом проволокла почти до охранников. Очки Андрюши совершенно отдельно запрыгали по столу на выход, но были уловлены людьми Петровича и водружены на место.

– Там и сиди, – приказал Кондрат, а лбам своим пояснил: – Будет вякать или типа вздыхать, хвататься за голову – бейте по шее.

Он открыл кейс, достал верхнюю папку и показал Дымшицу:

– Ты этого хотел, да? Вот она. Сто штук, и ни бакса меньше.

– Тридцать.

– Сто – или я встаю.

– Было очень, очень приятно провести с вами время, – изумительно глумливым басом пророкотал Дымшиц, откидываясь в кресле. – Я получил глубокое удовлетворение… Тридцать пять – только из чувства глубокой признательности…

– С огнем играешь, Дымшиц, – предупредил вор, швыряя папку на стол. – Гони сорок штук и заткни свою бородатую пасть… Понял?

… Июльская ночь истаяла, нежный рассвет воплотился в жаркое утро, а в кабинете у Дымшица резались в трынку – да что там резались! резали без ножа долгопрудненского авторитета Кондрата. Он проигрывал безнадежно, непоправимо, повышал ставки – и проигрывал окончательно. Еще два раза меняли колоды – не помогало. Два раза еще Андрюша, рискуя шеей, рыдаючи умолял Кондрата опомниться, – потом замолчал, сообразив, что и с половиной, и с четвертью пакета возвращаться им некуда – а не было уже ни половины, ни четверти. Под шумок опаленный невезухой Кондрат заныкал в рукав туза – заныкал чисто – но чертов цыган, перетасовав колоду, насторожился, взвесил в ладони и не постеснялся затеять пересчет картам: похоже, что не хватает, пояснил он. Пришлось скинуть туза в доллары, потом нечаянно обнаружить. Он был цыганом, вот в чем загвоздка, цыганским отродьем с жидовской примесью – угораздило же вляпаться в эдакое! – но об этом раньше надо было думать, раньше! а теперь поздно. Теперь, блин, можно было не думать совсем.

– А что ты мне пел, что ты не катала? – опомнился Кондрат минут через десять после эпизода с тузом.