Алексей Фролов - Мама джан

– Идите, идите. Завтра приходите.

– Ясный пень, придем. Курево тебе принесу.

Кабан и Рина попрощались с Сеней и отправились спать на двенадцатый этаж. Спускаясь по лестнице, Рина задержалась и задумчиво сказала:

– Он совсем как моя мама… Перед самой смертью…

– Не каркай!

Кабану очень не понравились ее слова.

– Ложись со мной рядом, Рина, – предложила Оленька, когда они вернулись.

– Ага, щас! – возразил ей шепотом Кабан. – Мы по-другому ляжем… С краю – ты, потом я, потом она, а возле стены Медведь!

– Зараза, ты, Кабан.

– Тише!

– Блядь, ебучие рога! Заткните хавальники! – цыкнули этажом ниже.

– Все, все, Артемыч, спи, – откликнулся Кабан, узнав голос бомжа.

Угомонилась ночлежка. Заснула. Храпели, стонали, вскрикивали, скрежетали зубами, смеялись, плакали во сне ее обитатели.

– Кабан, а Кабан! – тихонько позвала Оленька.

– Че те?

– Трескацца будешь?

– Не-е – хорош на сегодня!

– А я буду… Дай!

Кабан порылся в карманах и протянул Оленьке баян с ампулой. Должок вернул. Пока Оленька казнилась, пытаясь найти в темноте вену, Медведь успел утухнуть, повернувшись носом к стенке. Кабан неожиданно обнял Рину. Она вздрогнула, но скорее от удивления.

– Не бойся! Я тебя согрею.

– О-о… – протянула Оленька, причем непонятно, то ли она словила приход, то ли поняла, как именно Кабан хочет согреть Рину.

А он тем временем уже запустил руку под кофту Рине и полез под лифчик.

– Нет! – твердо сказала Рина.

– Да хорош те, че ты, как целка?!

– Вот именно, что целка. И пока хочу такой остаться.

– Да, ты че? В натуре, что ли?

– Угу…

Кабан просто офигел. В этом подъезде все спали со всеми и, чтобы в пятнадцать лет кто-то на вокзале еще был целкой… такого просто быть не могло.

Он убрал руку.

– Ну, извини… А может, тогда так поразвлекаемся?

– Я же не совсем в твоем вкусе. Сам сказал. Никто за язык не тянул.

– Ты не смешивай вкус с сексом. Одно другому не мешает…

– А мне, значит, мешает.

Оленька тем временем уже поставилась. Ее взяло.

– Кабан-Ебун, блядь, копыта свои убери от нее! – вступилась она за Рину. – Ну, не хочет она! Непонятно, что ли? Ну, целка же… Че ты такое промораживаешь? Забыл, что Вага сказал?

– Женщина, знай свое место! – рыкнул Кабан, раздосадованный отказом Рины.

– Эй, вы там… бля… дадите людям спать или нет?! – донеслось снизу.

– Не напрягай девушку, – уже шепотом продолжала Оленька, расстегивая ему ширинку. – Давай я тебя поласкаю, пока вмазанная.

– Давай, – вздыхая, согласился он. – Хрен тебя разберет, лесби ты или не лесби?

– Это мои проблемы. Я разная. Тащусь, как хочу… Ты же знаешь.

– Ну и не отвлекайся тогда…

Рина свернулась калачиком и, едва успела закрыть глаза, улетела в сонное царство.

Электронные часы на руке у Медведя заверещали. Противно так. Медведь ставил будильник на шесть утра. Кабан мгновенно вскочил, посмотрел на свои – бляха-муха, шесть тридцать! Медведь медленно просыпался, позволяя себе понежиться пару лишних минут. Шоника уже след простыл.

– Миша, мать твою налево и направо, – Кабан пнул Медведя по ноге и тот сразу продрал глаза.

– Совсем оборзел?

– Кто из нас оборзел?!. Опять из-за тебя проспали! Если твои котлы тормозят, то будильник на половину шестого ставь! Поднимай девок, пошли!

Он схватил сразу два матраса и устремился вниз.

На лестницах уже никого не было. Все по расписанию сдали инвентарь и ушли промышлять. Кто в переходы петь, кто в метро – по карманам шарить, кто машины мыть, кто свалки ворошить. У каждого была своя специализация.

Тимоха-тридцать-рэ встретил занудными упреками, но Кабан мимо ушей пропускал его ворчание.

Медведь растолкал девчонок, они принялись торопливо расчесывать свои волосы, глядя поочередно в одно зеркальце.

Когда, намарафетившись, они выскочили из подъезда, Кабан не переставал психовать.

– Второй раз проспали! Че за херня началась?.. А этот хрен моржовый где – Шоник? Слинял и не разбудил. Ладно, потом с ним разберемся… Значит, так… Медведь, гони за колонками. Оленька, ты дуй к Ашоту за жрачкой. Я решу вопрос с Черенковым и заберу мобилы. Рина… Рина, иди с Медведем, он даст тебе гитару и мухой занимай место. Кто станет вязаться – скажи, что ты со мной. Можно тебе такое доверить?

– Можно.

– Ну, все! Должны в пять минут уложиться! А то место займут… И останемся, бляха, с дыркой от бублика. Погнали!

Медведь подхватил Рину. Рванули к Жене-охраннику. Он уже проснулся и даже успел отправить малолеток за пивом и хот-догами.

Медведь сунул Рине акустику и заторопил:

– Беги! Вставай на место и пой, что хочешь.

Рина закинула гитару за спину и побежала на место, прикидывая на ходу, что будет петь. Решила – Цоя. Правда, его песни не для ее голоса, зато была уверена, что не собьется. К ее радости, на их месте, у метро, уже пел Шоник. На чехле от гитары еще не было денег, значит, недавно встал. Ну и плевать, главное, успел застолбить место. На чехле сидела кукла. Рина подбежала к Шонику, благодарно чмокнула в щеку, свою щечку подставила для ответного поцелуя. Но Шоник лишь кивнул ей, отстранился, продолжая петь. Правда, он скорее хрипел, чем пел. Что-то с голосом у него случилось.

Он закончил бравурным аккордом и только тогда потянулся к Рине губами, расцеловал и объяснил:

– Дали сказал, что настоящий художник должен даже при конце света суметь нарисовать одну грушу! Так же и музыкант… Если он уже пропел куплет… Запомни! Какая бы херня ни случилась, он обязан допеть песню. И никогда не мешай петь! Никогда…

– Я не знала, Шоник. А кто этот Дали?

– Дали? Хер его знает, кто этот Дали… Сеня рассказывал. Но я толком не просек. Какая нам с тобой разница? Главное, думал правильно. А вы что, проспали?

– Проспали. Ты-то куда сорвался в такую рань?

– Дела были. На вагоны ходил. Думал, своих встречу. Но никого не нашел… Жрать хочу…

– Потерпи чуть… Сейчас Оленька принесет.

– Потерплю, куда деваться? Пока «Демобилизацию» спою…

Шоник подкрутил колки и загорланил «Демобилизацию» на цыганский манер. Выкомаривая проигрыш, крикнул Рине:

– Чего стоишь? Аскай!

Рина взяла кепку и стала работать. Слушателей было немного. Утро – все спешили по своим делам, только четверо остановились. Две девчонки и два парня. Ранние птицы. Послушали. Парни забашляли по чирику. Шоника это завело… В конце песни он выдал крышесносный проигрыш жестким, восьмым боем. Это значит, пальцев не жалел, сбивая их в кровь. Рина видела, что на девчонок игра Шоника действует, как стадол на Оленьку. Приблизилась к ним с жалобными, просящими глазами, но с веселым лицом – это еще уметь надо – протянула кепку. И сняла с них тоже по червончику. Хорошее начало.