Ясуси Иноуэ - Три новеллы

К трем часам кассы продали тридцать одну тысячу билетов. На большее рассчитывать не приходилось.

— Теперь можно и подсчитать убытки, — сказал Тасиро, неизвестно откуда возникший перед Цугами. — Миллион иен. Если поделить пополам, получается по пятьсот тысяч на брата.

Тасиро нахально сел прямо на стол, где лежали призы и грамоты. А когда кто-то из судей сделал ему замечание, он без всякого смущения плюхнулся рядом с Цугами на место председателя судейской коллегии, взял сигарету изо рта Цугами и прикурил от нее. Чувствовалось, что Тасиро сильно навеселе.

— Господин Цугами, по нынешним временам пятьсот тысяч не такие уж большие деньги, но дело в том, что мне их дал взаймы мой братец. И под большие проценты! А братец мой, скажу я вам, тот еще субъект… и-и, такой скупердяй, какого еще свет не видывал. Эх, противно все, так противно, что слов нет. — Тасиро воздел руки к небу, пошевелил скрюченными пальцами, потом обхватил руками голову и сник. Полы его пальто откинулись, и Цугами заметил, что подкладка внизу распоролась. Он внезапно подумал, что до сих пор совершенно не интересовался личной жизнью Тасиро, не спрашивал его о жене и детях. Глядя на распоровшуюся подкладку, Цугами решил: Тасиро, видимо, одинок, жена умерла, либо они расстались. По крайней мере, в облике Тасиро что-то подсказывало ему, что он несчастен. — Предприятие — такая штука, господин Цугами, всегда может обернуться не той стороной. Пойду-ка пройдусь еще разок, — пробормотал он и нетвердой походкой, но с невозмутимым видом направился к загону для быков, глубоко засунув руки в карманы кожаного пальто.

Не успел Тасиро уйти, как с противоположной стороны к судейскому столу стал проталкиваться Миура. Увидев его, Цугами даже привстал. А тот как ни в чем не бывало произнес:

— Благодарю вас, что соизволили вчера меня принять. — Если бы не широкий стол, он, наверно, пожал бы Цугами руку. — Сегодня хочу сделать вам еще одно предложение. — В его словах, в тоне, каким они были сказаны, никто не смог бы уловить и признаков насмешки или торжества, как и сочувствия или сожаления. Вид его был сухо-деловой. — Я слышал, вы хотите устроить фейерверк. Если так, то в петарды можно было бы заложить сотню листовок с рекламой «Свежести». Тот, кому они достанутся, получит у выхода коробочку «Свежести». Все расходы на фейерверк я беру на себя.

— Прекрасно, — сказал Цугами. — Можете заложить в петарды хоть двести листовок — сколько хотите! О расходах на фейерверк не извольте беспокоиться. Мы ведь тоже заинтересованы, чтобы бой быков завершился достойно.

Миура помахал кому-то рукой, и к судейскому столу подбежали двое мужчин — видимо сотрудники его компании. Он обменялся с ними несколькими словами и, повернувшись к Цугами, сообщил, что эти двое во время фейерверка будут заниматься его делами.

Сам же он вынужден откланяться — много работы. С этими словами Миура поспешил со стадиона, даже не взглянув на ринг.

При разговоре с Миурой Цугами постоянно ощущал какое-то напряжение. В этом молодом человеке чувствовались холодная самоуверенность и твердость, которые, как и в первую встречу, порождали неприязнь. И дело не в свойственном Миуре эгоизме делового человека, которого ничто, кроме очередной сделки, не интересует, не в рационализме и погоне за прибылью, не в презрительном высокомерии, проскальзывающем в алчущем взгляде его глаз. Здесь было нечто иное, некая абсолютная несовместимость Миуры — ему, видимо, с самого рождения выпал на долю успех во всех его начинаниях — и неудачника Цугами, которого судьба неумолимо вела к катастрофе. Наверно, Цугами ненавидел Миуру за то, что тому предопределено одержать верх. Стараясь отмахнуться от невеселых мыслей, Цугами стал оглядывать стадион. Там, где были привязаны быки, ему бросилась в глаза знакомая фигура. Да, это, несомненно, был Окабэ! В сопровождении Тасиро он медленно шел вдоль ограды, останавливался около каждого быка и словно приценивался. Цугами понял, что некоторым быкам уже не вернуться в город В., а может быть и всем. Глядя на маленькую фигурку Окабэ, который стоял, скрестив руки, и согласно кивал головой, Цугами уже не испытывал к нему ненависти. Скорее он порицал самого себя за неосмотрительность: ведь он был уверен, что вопрос с покупкой быков давно и окончательно решен не в пользу Окабэ…

Уже около часа с переменным успехом длился бой между главными претендентами на победу — быками, принадлежавшими Митани и Кавасаки. Два огромных животных, сцепившись рогами и угрожающе хрипя, кружили по рингу, но, видимо, силы их были равны, и зрители уже стали терять надежду, что равновесие это когда-нибудь нарушится. Скучное зрелище слишком затянулось, и один из судей высказался за то, чтобы объявить ничью. Цугами предложил обратиться к зрителям пусть сами решат, продолжить бой или объявить ничью.

— Пусть сначала хлопают в ладоши те, кто согласен на ничью!

Раздались громкие аплодисменты. Но, против ожидания, в ладоши хлопало менее трети зрителей.

— Теперь пусть аплодируют те, кто за бой до победы!

По громовой овации стало ясно, что бой будет продолжаться.

Цугами, решив немного размяться, направился к скамьям первого яруса. Неожиданно он вспомнил, что Сакико во второй половине дня будет ждать его в последнем ряду первого яруса.

Она была на стадионе уже более часа. Безразлично глядя на ринг, она никак не могла понять, зачем Цугами потратил столько сил для организации этого скучного и чуждого современному духу зрелища. Время от времени она посматривала в сторону судейской коллегии. Нет, это уже не тот доведенный до полного отчаяния человек, который позавчера доверил ей все, чем страдала его душа. Его энергичный профиль, резкие жесты — все говорило о том, что сейчас она видит прежнего Цугами — решительного и целеустремленного руководителя газеты. Еще позавчера в укромном уголке его сердца сохранялось для нее место, там была пустота, которую никто, кроме нее, не смог бы заполнить. А сегодня эта уверенность, будто она и есть та самая женщина, без которой Цугами не может жить, обернулась странным и несбыточным сном. Теперь она видела там, внизу, эгоиста Цугами, которого пыталась забыть, не ведая, что сама давно уже им забыта. Всему конец! Цугами больше никогда к ней не вернется. Сегодня Сакико ощутила это с особой остротой и ясностью…

— Благодарю вас за то, что все же не забыли обо мне. — В ее голосе не чувствовалось насмешки. Напротив, эта фраза прозвучала в ее устах вполне естественно — настолько далеким и чужим казался ей сегодня Цугами.

— Сами зрители решили, чтобы бой между быками Кавасаки и Митани шел до конца. Представляешь, две трети потребовали продолжения этого бессмысленного, скучного поединка. — Цугами равнодушно глядел на быков, и в его взгляде не было ни гнева, ни презрения. — Понимаешь, это значит, что две трети зрителей просто держат пари. Их не интересует сам поединок, для них важна личная удача.