Ирина Маленко - Совьетика

– Дело не в амбициях. Просто люди вынуждены жить так, как жил ты и делать то, что делаешь ты – именно для того, чтобы с такой жизнью покончить. И если ты еще сомневаешься насчет тех 12 лет своей жизни, то, пожалуйста, никогда не сомневайся насчет последних двух! Не смей сомневаться! Ты слышишь меня?…

Маленькое переносное радио, которое было у нас с собой, разразилось далеким как детство звоном курантов Спасской башни: в Москве наступил Новый год. Нам оставалось жить в старом году еще 6 часов, а для моих ребят и Ри Рана он наступил уже 6 часов назад…

Шампанского на яхте не было. Да мне и не нужно было оно сейчас. Потихоньку достав из кармана затертые чуть не до дыр за эти два года фотокарточки самых близких мне людей, я шепотом обещала им, что в этом году мы непременно встретимся. И уже не будем разлучаться больше никогда! Ну, или, во всяком случае, очень долго.

Последним в конверте было фото Ри Рана. Я долго не решалась взглянуть на него, а когда наконец взглянула, то поняла, что в какой бы точке планеты я ни находилась, сколько бы лет ни прошло, какие бы базы ни взлетали на воздух, какие бы революции только ни происходили в мире, и кто бы ни признавался в своих ко мне чувствах, для самой меня это ничего не изменит…

****

…Больше месяца я намеренно не смотрела новости по телевизору и не слушала радио, хотя такие возможности у нас на яхте были. Когда и так знаешь, что тебя будут называть террористом и все такое прочее, нет особого желания еще и выслушивать это ежедневно – из уст тех, кто так и не нашел ОМП в Ираке и «могилы 10.000 албанцев» в Косово, но по-прежнему внаглую оккупирует эти земли; тех, кто собирается «патрулировать море, чтобы не допустить оружие в Газу»- но при этом в огромных количествах поставляет гораздо более современное и страшное оружие в Израиль; тех, кто кричит о «нарушениях прав человека» на Кубе, но молчит в тряпочку о том, как пытаются выжить «осчастливленные» капиталистическими «свободами» и «правами» в стиле «голосуй не голосуй, все равно получишь ***» несчастные жители Восточной Европы, лишенные бесплатной медицины и права на труд и получившие взамен право быть выброшенными на улицу за неуплату квартирной платы.

Знаете что? А заткните-ка вы фонтан, господа!

Краем уха я слышала, что Америка хотела было воспользоваться нашей операцией «Брион» в качестве предлога для нападения на Венесуэлу, но не смогла этого сделать: добытые нами документы о сорванных нами ее планах, доставленные в Каракас Луисом и Сэмом были слишком быстро обнародованы перед всем миром. Поднялся международный скандал. На Кюрасао известия о том, что планировалась бомбардировка жилых кварталов, выражаясь словами горе-полковника, «ради свободы и демократии» вызвали взрыв народного негодования. Премьер был вынужден подать в отставку. Не по дням, а по часам начало рости число сторонников независимости от Нидерландов. Жители Кюрасао поняли главное: приходит время, и ты осознаешь, что как бы ты ни опасался материальных трудностей независимости, она – это единственная возможность жизни с человеческим достоинством. В браке, основанном на подчинении одного из супругов другому и на унижении и издевательствах развод – это освобождение, даже если супруг «содержал» тебя и уверял, что без него ты погибнешь.

В одночасье изменилась политическая обстановка в регионе. Даже арубанцы начали требовать вывода со своей территории американских военных. В Колумбии дело тоже шло к перемене власти. Операция «Брион» помогла открыть глаза многим колумбийцам на то, что на деле представляет из себя американский план «Колумбия», и к чему может привести курс крайне правого колумбийского правительства, если довести его до его логического заключения.

Но изменилась ситуация не только в Латинской Америке. По всему миру, в тех странах, где размещались американские и прочие натовские военные базы, прокатилась мощная волна протестов местного населения, требующего их закрытия и выдворения американских вояк восвояси. Лозунг «Янки, убирайтесь домой!» обрел новую жизнь. Он стал настолько же популярным, как бросание ботинок в знак протеста – после героического поступка иракского журналиста в Багдаде. И одни из самых мощных антиамериканских выступлений прокатились по Южной Корее…. Движение за воссоединение Кореи обрело второе дыхание.

Признаюсь, когда я услышала обо всем этом от товарища Орландо, у меня перехватило дыхание. Мы с Ойшином переглянулись и не сговариваясь, крепко пожали друг другу руки. Было трудно поверить, что мы, двое вполне обыкновенных людей и наши такие же вполне обыкновенные, вполне земные товарищи на Кюрасао смогли своими действиями вызвать такой подобный политическому землетрясению резонанс. Я и гордилась этим, и по-прежнему все-таки не могла до конца представить себе, что все это происходит на самом деле. Даже когда зажмуривалась. Но я напоминала себе, что я почти 20 лет не могла поверить и в то,что случилось с Советским Союзом… И поверить в добрую новость после стольких лет, наполненных отчаянием и унынием было, поверьте мне, гораздо приятнее!

После этого изменилось и то, что я чувствовала в отношении Ирландии и моих товарищей-республиканцев. Интересно,что думают они сейчас о происходящем? Знает ли или хотя бы догадывается Финтан, что мы с Ойшином пошли по стопам его и его товарищей?…

– Вот, а ты еще не верила, что у нас остались настоящие революционеры!- подтрунивал надо мной Ойшин.

– И не говори… Думала, поживу еще немного в вашей Мракобесии – и еще начну верить, что Дин Рид действительно с отчаяния покончил жизнь самоубийством!

– А это кто?

Я мысленно хваталась за голову – как же это можно не знать, кто такой Дин Рид?! – и начинала рассказывать Ойшину его историю…

Так и проходили наши дни…

По словам товарища Орландо, на Кюрасао все было в порядке. Никто из наших товарищей арестован не был, хотя работу им пришлось на время свернуть. Тырунеш долго расспрашивали обо мне и о том, при каких обстоятельствах она приняла меня на работу, но для нее все обошлось, в том числе, возможно, и благодаря связям ее мужа. При пожаре жертв на базе не было: помогла еще и рождественская дискотека, на которой было большинство личного состава в тот вечер. Даже полковник Ветерхолт, и тот только наглотался дыму. За компанию еще с парой военнослужащих. Правда, вот у него были настоящие неприятности: его с позором уволили из вооруженных сил и более или менее сделали козлом отпущения во всей этой истории, и ему грозил трибунал. Но в Голландии нет смертной казни…

Полковник, как это ни странно, все равно упорно отказывался говорить обо мне и уверял свое начальство, что его в тот вечер попутал бес привести с собой на базу одну из местных доминикан… Почему, не знаю: может быть, ему было стыдно, что он оказался настолько наивным, а может быть, он действительно испытывал ко мне какие-то чувства.