Ирина Маленко - Совьетика

По правилам, действующим на островах Тристан-Да-Кунья, нам полагалось взять с собой местного гида и привезти его потом домой до наступления темноты, но естественно, мы не могли в нашем случае действовать по правилам. И потому «Эсперанса» не взяла прямой курс на Неприступный, а направилась из Эдинбурга совсем в другую сторону. Почти полдня мы провели в этом своем обводном маневре. Товарищ Орландо, очаровавший островитян своим остроумием, разговорчивостью и щедростью, успел также выяснить у них, что других туристов на архипелаге в эти дни не было и пока не ожидалось.

Воды вокруг Неприступного на 22 км являются заповедными, а это значит, что корейский корабль не мог подойти к нему достаточно близко.

– М-да, ну вы и придумали местечко для пересадки!- ворчал Ойшин, который знал уже теперь, что мы пересаживаемся, но не знал еще пока, насколько вынужденно измененными оказались первоначальные наши планы. – Ничего потруднее нельзя было найти? Как они нас увидят, как мы доберемся до их корабля? 22 км – это не шутка! А если нас раньше обнаружит местный патруль? Какие сказки должны мы будем для него придумывать?

Товарищ Орландо успел рассказать нам, что вокруг Неприступного время от времени ведет наблюдение рыбацкий патруль с Тристана-да- Куньи, имеющий право арестовывать вторгшихся на этот заповедный остров без разрешения.

– Не обнаружит!- уверенно сказал товарищ Орландо. – Этот патруль состоит всего лишь из пары ученых, а мы с ними вчера ой как хорошо отметили наше знакомство… Им еще дня два теперь не захочется ничего патрулировать!

Все-то он предусмотрел… Каково будет нам без него?

– И потом, вы же не будете вредить местной флоре и фауне. Вы даже траву топтать не будете. Вы тихо просидите остаток дня в хижине. Завтра на рассвете я еще раз пройду мимо острова. Если вас к тому времени не заберут те, кого мы ждем, то вернетесь на «Эсперансу», и мы вместе двинемся до Индийского океана. Вопросы есть?

– А они знают, где нас надо искать? – спросила я. – Или нам надо будет время от времени искать их на горизонте и махать им руками, как потерпевшие кораблекрушение?

Крупные формы – повести – рома- Они знают все, что им нужно знать,? c уважением в голосе сказал товарищ Орландо,- Так что сидите себе в хижине и не высовывайтесь!

– Да ты только посмотри на эти скалы, Орландо! Тут не то, что корабль, а сам черт себе голову сломит!- воскликнул Ойшин.

Он был прав. «Остров окружён скалами со всех сторон, и приставать к нему очень сложно. Даже в хорошую погоду высадка весьма рискованна.» – вспомнила я вычитанное о нем накануне. Но Ойшин не знает, на что способны корейцы. Это ведь они, корейские моряки, единственными из всех моряков мира, не побоялись вступить в бой с сомалийскими пиратами – и победили их!

– Не знаю я, что вам сказать на прощание, – сказал товарищ Орландо, когда пришла пора ему уезжать.- Хочется сказать что-нибудь важное, весомое, хочется выразить , до какой степени мы вам благодарны, а слова путаются на языке… Давайте не будем прощаться, а? И вовсе не по-английски, а просто потому, что мы еще обязательно встретимся. Давайте лучше посидим на дорожку, как это делают у вас, у русских.

Мы присели – на чем попало, распугав ненароком стаю пингвинов.

Ойшин с любопытством наблюдал за нашей русской традицией, но от комментариев воздержался.

После этого мы проводили товарища Орландо до шлюпки. Вскоре он исчез в морской дали…

Ойшин в тот день оказался неразговорчивым, и я, зная тяготящие его настроения, и не пыталась его разговорить. Он забился в угол в хижине, свернулся в клубок и пытался сидя заснуть. В хижине у нас был небольшой фонарик на батарейках, запакованный холодный ужин на двоих и 2 спальных мешка – на всякий случай.

Вечер наступил быстрее, чем мы думали. Мы слышали, как кричат над хижиной возвращающиеся в свои гнезда на ночь птицы. Иногда снаружи раздавались мелкие быстрые шажки: это пробегали пингвины. До этого я видела их только в зоопарке…

Быстро начало холодать, и вскоре у меня уже зуб на зуб не попадал, несмотря на два подаренных товарищем Орландо флисовых свитера: нелегко было привыкнуть к ночному холоду после жаркого Кюрасао.

Когда сгустилась темнота, птицы замолкли, а я зажгла фонарик. Ойшин по-прежнему молчал и время от времени устало закрывал глаза. Но спальными мешками мы так и не воспользовались: в таком напряжении мы оба были.

Ночь казалась бесконечной. В определенный момент я не выдержала, приоткрыла дверь. И ахнула. Остров был окутан густым туманом! Ну, теперь сюда точно ни одна живая душа не доберется…

Я приуныла и долго молча вглядывалась в кисельную густую мглу. Где-то там, за тысячи километров отсюда шла борьба. Борьба за будущее человечества. А здесь казалось, что весь мир населяют только пингвины и птицы. Ну, и еще редкие тюлени…

Но я ошиблась. В 2 часа ночи раздался легкий рокот мотора, и в бухте возникла как призрак небольшая моторная лодка. Может быть, патруль с Тристана-да-Куньи? Проспались?

Я бесшумно притворила дверь и поспешила выключить наш фонарик. Ойшин спал – сидя, как был, и даже не слышал, что я вернулась.

Звук мотора затих, а еще минут через двадцать раздался тихий стук в дверь нашей хижины.Спартаковский стук! «Так, так, только так побеждает наш «Спартак»! Откуда его здесь знают?

Я не отзывалась.

– Ан-ньонь хасимникка ?. Хамке капсида ! Ббалли !

Это были такие знакомые, хотя и все еще непонятные, но ставшие мне такими родными звуки корейского языка!

– Пангапсымнида!- всплыло у меня каким-то магическим образом в памяти, – Маннасо камса хамнида ! Добро пожаловать! Спасибо, что пришли!

В дверь вошли два корейца в матросской форме – невысокие, худенькие, но так и излучающие силу духа, уверенность и бодрость. И когда я увидела их, я не удержалась и воскликнула вслух по-русски:

– Наши!

Потому что именно нашими были они для меня, неважно на каком языке они говорили. Я почувствовала себя так, словно мне перезарядили батарейки. Захотелось карабкаться по скалам, как это умеют только они, корейцы. Захотелось петь и плясать. Захотелось работать в поле. Захотелось жить. Даже Неприступный теперь уже не казался больше таким неприступным. Рядом с корейскими товарищами я не боялась ни туманов, ни коварных морских течений, ни мели, ни подводных скал. С ними я была готова в путь хоть на край света.

А проснувшийся Ойшин, увидев мое сияющее лицо и незнакомых ему азиатских моряков, помрачнел и после этого не промолвил уже ни слова. Все 22 километра в моторке до корейского сухогруза он молчал, зябко кутаясь в черную кожаную куртку – прощальный подарок товарища Орландо.

Он даже не спросил меня, почему нас подобрали на Неприступном именно корейцы. Для него был достаточен сам факт, что это были они. Он не знал, как звучит корейский язык, и вообще ничего не знал о Корее, но сразу шестым чувством понял, что это не мог быть никто другой.