Том Роббинс - Вилла «Инкогнито»

– А я-то уж думал, что помру от старости прежде, чем увижу, как ты улыбаешься, – сказал Стаблфилд.

Каждый раз, посещая Манилу, Дерн как мог проверял, действительно ли героин, получаемый из сырья с виллы «Инкогнито», поступает исключительно в хосписы, а не попадает в розничную торговлю. После третьей инспекционной поездки они со Стаблфилдом «в достаточной степени убедились», что выполняют гуманитарную миссию. Стаблфилд был настолько в этом убежден, что разгуливал по вилле, облачившись в халат одной из сожительниц и обмотав голову посудным полотенцем, – изображал мать Терезу. (Немалую роль в этом играло и шампанское, изрядные количества которого привозил в Фань-Нань-Нань Дерн.)

Дики радовали отчеты Дерна, да и с друзьями-дезертирами он по-прежнему поддерживал теплые отношения, однако его подозрения никак не могли рассеяться настолько, чтобы он с чистой совестью вновь вошел в дело. Он в своей хижине наслаждался деревенской жизнью, особенно когда циркачи уезжали в город. Кроме того, он наладил собственный скромный бизнес.

Одна из жительниц селения хмонг воспылала чувствами к Дики. Это была вдова средних лет, которая в придачу к потере мужа лишилась почти всех зубов. Она была обделена резцами и клыками в той же мере, в какой предмет ее воздыханий был, по слухам, наделен первичными половыми признаками исключительных размеров. Кое-кто утверждал, что однажды она увидела его купающимся в ручье и, потрясенная его приапическими достоинствами, влюбилась без памяти, однако этой версии, которую породили, по-видимому, шуточки Стаблфилда, доверять не стоит. Как бы то ни было, но Дики хоть и стоял на позициях эгалитаризма, взаимностью вдове не отвечал и вежливо отвергал ее притязания. Тем не менее в один прекрасный день потерявшая от страсти голову дама преподнесла ему пригоршню мелких необработанных рубинов.

Отказываться от подарка было невежливо, и Дики принял его. Использовав в качестве абразива песок, он, как сумел, отчистил камушки и послал с Дерном в Таиланд, где барыги заплатили за них намного меньше, чем они стоили. Пятьдесят процентов выручки Дики отдал своей поклоннице, что только подхлестнуло ее рвение. Вдохновленная вдова выкапывала камни где могла – в высохших руслах рек, горных ручьях, оврагах. Дело у нее шло не то чтобы быстро, но труды не пропадали даром.

Большинство найденных рубинов были обычного желто-красного окраса, однако раз в три-четыре года вдове удавалось отыскивать темно-красные с синим отливом, так называемую «голубиную кровь». Такие рубины обычно сберегали для деревенских старейшин, но Дики уговорил женщину продавать их ему. Ходили слухи, будто согласилась она лишь потому, что в таких случаях Дики позволял сделать ему минет, каковой, ввиду отсутствия зубов, ей, возможно, неплохо удавался – впрочем, мы обязаны предупредить читателя, что и это скорее всего апокриф.

Со временем Дики приобрел ручной станок для шлифовки камней, в связи с чем его рубины приобрели окончательно товарный вид. И совсем уж хорошую прибыль стал получать, когда начал через Дерна (он же отец Городиш) посылать камни в Манилу. Голдуайр стал бы не менее зажиточным, чем обитатели виллы «Инкогнито», если бы не делился своими доходами с бедными жителями Фань-Нань-Наня. Благодаря долговязому американцу это была единственная в горах Лаоса деревня, не нуждавшаяся в медикаментах и школьных принадлежностях. Об этом, разумеется, не распространялись – кто знает, как бы к этому отнеслись вьентьянские бюрократы?

Если речь зайдет о рубинах, кто-то вообразит зловещий багровый камень, торчащий из пупка языческого идола, или же пронзительные лучи, рвущиеся из глаз богато украшенного дракона; можно вспомнить и о камне, благодаря которому на карте мира появилась Бирма (кто бы мог подумать, что нечистая на руку соседка Лаоса, дабы скрыть позор, сменит имя на Мьянму: Мьянма – это инкогнито Бирмы); истинные же ценители представят себе капли голубиной крови. Но никому в голову не придет алюминий, хотя рубин – это окись алюминия, возбужденная похотливым хромом; как никому не придет в голову, что на рынке рубины ценятся куда выше алмазов, а ведь так оно и есть. Будь его камни покрупнее и повыше качеством и получай он за них справедливую цену, Дики стал бы богатым человеком. Впрочем, для Голдуайра, управляющегося без агентства по продаже «фордов», заработки были неплохие.

Однако и с выручкой от рубинов контраст между хижиной Дики и виллой «Инкогнито» с годами только увеличивался.

Огромный дом в колониальном стиле был построен в качестве летнего пристанища неким чиновником, приближенным к королевской фамилии. Году в пятидесятом, когда началось строительство, туда вела узкая дорога за ущельем, и по ней вполне проходил буйвол с телегой. Но лет через десять в горах случился обвал, дорогу завалило, и дом стал в буквальном смысле недосягаем. Несколько отважных мародеров все-таки пробрались туда и вынесли все ценное, после чего там никто не появлялся. Дом постепенно разрушался.

Впрочем, процесс шел не так уж и быстро. Благодаря сухому горному воздуху и фундамент, и несущие конструкции отлично сохранились. А внутри Стаблфилду и Фоли нужно было прежде всего изгнать бамбуковых крыс и перебить пауков со змеями. Дерну – по-видимому, вследствие увлечения анимизмом – эта бойня была не по душе, но его помощники из лао, будучи тайными буддистами, убивали налево и направо. Как только живности в доме не осталось, Дерн с лучшими местными плотниками взялся восстанавливать панели из тика и полы красного дерева. Стаблфилд наблюдал за происходящим, восседая в огромном кожаном кресле – первом из многочисленных предметов роскоши, доставленных на виллу.

Была ли это вилла? Пожалуй, да, даже по европейским стандартам. Едва выйдя из вертолета, Стаблфилд окрестил дом виллой «Инкогнито». Однако тут же сам себя поправил.

– Villa, – сказал он, – существительное женского рода, тогда как прилагательное incognito стоит в мужском, да еще в косвенном падеже. Прошу прощения за ошибку в согласовании.

На помощь ему прискакал мастерски управлявший резвым жеребцом латыни Дерн. Если бы Стаблфилд изъяснялся на одном из романских языков, это можно было бы счесть лингвистическим фо-па, но поскольку оба эти слова, и villa, и incognito, вошли в английский, где прилагательные по родам не изменяются, Дерн объявил название с точки зрения грамматики безупречным. На том и порешили.

В девяностые вилла, несмотря на ее изолированность от мира, представляла собой живущий культурной жизнью улей. Стаблфилд проводил долгие часы за книгами, а Дерн не выпускал из рук инструментов (дряхлеющий вертолет постоянно нуждался в починке), их же многочисленные сожительницы только и делали, что болтали, хихикали или издавали эротические стоны; слуги выбивали ковры и стирали пыль с бутылок шампанского, ящиков с сигарами и произведений искусства; в кухне же вечно стоял дым коромыслом: куркуму, финики, мелиссу, кокосовую стружку и листья кориандра толкли в ступках, а лук шалот, перец чили, имбирь, мяту, манго и чеснок шинковали и резали. На вилле «Инкогнито» умели поесть. И потрахаться умели. Равно как и потренировать мозги. За исключением времени, уходившего на изготовление морфина, который был основным источником дохода, жизнь двух американцев протекала не хуже, чем некогда у властелинов Страны миллиона слонов.