Айрис Мердок - Колокол

Шли дни, и присутствие рядом Ника постепенно утратило свою значимость. Нику были для видимости поручены обязанности инженера, ион действительно иногда захаживал в гараж и следил за исправностью электрической подстанции и насоса. Похоже, он прекрасно разбирался во всякого рода двигателях. Но по большей части он слонялся по округе с Мерфи и, пока его не попросили прекратить, стрелял с замечательной меткостью по воронам, голубям и белкам — просто так, для забавы, даже не подбирая подстреленных. Майкл издали приглядывался к нему, но потребности видеться чаще не ощущал. Он начал виновато посматривать на Ника глазами Джеймса и Марка Стрэффорда и однажды в разговоре поймал себя на том, что называет его «бедолагой». Ник в свою очередь не проявлял никакой инициативы, он будто впал в спячку. Пару раз, когда выдавался случай, он вроде бы порывался заговорить с Майклом, но Майкл его не ободрил, и дальше маловразумительных жестов дело не пошло. Майкла весьма занимали отношения Ника с сестрой, но любопытство его оставалось неудовлетворенным. Виделись они вроде бы редко, Кэтрин продолжала заниматься своими делами, похоже, не замечая чудаковатого брата. Что до силовых линий, излучаемых могущественной обителью с другой стороны озера, на которые уповала Кэтрин, то им явно не удавалось пробить толстую броню ее брата-близнеца.

И все же Майкл не отказывался от надежды на то, что Имбер может совершить чудо. Но он не мог не признать — с чувством грусти и облегчения, — что в Нике нет ничего вдохновенного или вредоносного, одна только скука, и едва ли можно было рассчитывать, что он избавится от этой скуки в своей уединенной сторожке. Майкл, чрезвычайно занятый в ту пору другими делами, так и не придумал, как бы «вовлечь» Ника в жизнь общины, оставаться наедине со своим бывшим другом он избегал и мысленно поздравлял себя с такой осмотрительностью. Ник подтянулся, выглядел намного лучше, загорел, похудел. Пил он, без сомнения, меньше, хотя из-за удаленности его жилища, может и выбранного с таким прицелом, сказать наверняка было трудно. Майкл предполагал, что он, сочтя Имбер за недорогой курорт, послоняется здесь, пока Кэтрин не уйдет в монастырь. А затем вернется в Лондон и примется за старое. Все шло к тому, что у этой странной истории будет довольно-таки заурядный и пошлый конец.

.

Клонился к вечеру субботний день, тот самый, в который состоялось вышеупомянутое собрание; послеполуденная жара затянулась, становясь все более палящей и изнуряющей; казалось, ей не будет спаду. На небе не было ни облачка, от его яркой синевы просто в ушах звенело. Все едва волочили ноги, исходили потом и сетовали, что нечем дышать.

Обычно работу заканчивали, как позволяли дела в огороде, по субботам — в пять часов; воскресенье же предполагалось оставлять для отдыха. Как правило, работы затягивались и позднее и велись в неурочное время, но все-таки с субботнего вечера намечалось detente [22] Расслабление (франц.). , некие робкие потуги на развлечения, что весьма докучало Майклу. Он потихоньку удалялся в контору, разбирал бумаги, благо в течение недели руки до этого не доходили, но поддерживать видимость отдыха все же нужно было. Стрэффорды идее выходного дня придавали большое значение, и Майкл подозревал, что они полагают, будто это время следует посвящать всякого рода хобби. У Майкла не было хобби. Он обнаружил свою полную неспособность отдыхать, даже книги теперь не влекли его, хоть он и продолжал чтение богословской литературы по прежней программе. Возобновления работ он всегда ждал с нетерпением.

Так было еще и потому, что выдававшееся свободное время заполняли тревожные думы. Его беспокоил Ник, он без конца перебирал в уме всяческие способы его устройства, терзался желанием, которое подавлял как соблазн, пойти и поговорить с ним с глазу на глаз. Ничего хорошего из такого разговора не выйдет. Майкл гордился, что утратил наконец-то иллюзии, и думал, что суровость эта укрепляет его дух. Он решил все же серьезно поговорить с Кэтрин о брате. Он правильно сделал, что не предпринимал никаких шагов, дав Нику время осмотреться. Ему вовсе не хотелось выглядеть в глазах бывшего друга эдаким надзирателем или благодетелем и уж тем более обнаруживать чисто формальную обеспокоенность его состоянием. Не хотелось ему и вступать в тесное общение с Кэтрин, от нее в это время исходили токи эмоционального напряжения и нетерпеливого ожидания. Но дело слишком затянулось.

Когда выдавалось свободное время, подступала и иная мысль — радостная и в то же время горькая: скоро и он должен вновь попытаться стать священником. Он остро чувствовал быстротечность времени. Преждевременная его попытка была по справедливости и для его же блага отвергнута, и его не покидала уверенность в том, что Богом назначена ему особая миссия, она лишь отсрочилась на какое-то время, чтобы покарать его, но теперь стала ясной и призывной. Он вновь и вновь переживал прошлый свой опыт и думал, что обрел наконец душевный покой, позволяющий давать себе беспристрастную оценку. Он не терзался более глухим щемящим чувством вины за свои наклонности — за многие годы он доказал, что может в полной мере и даже с легкостью их обуздывать. Он таков, каков есть, и все-таки он может стать священником.

В этот день, правда, в голове его теснились мысли не столь высокие, и, когда волнение, вызванное собранием, улеглось, а произошло это удивительно быстро, он даже обрадовался, что ничем не занят. Стало уже традицией, что по субботам после ужина небольшая компания стала сопровождать Питера Топгласа в его обходе ловушек. Питер расставил ловушки по всему поместью: он изучал, кольцевал птиц. Что-то было волнующее в том, чтобы пойти к ловушке и посмотреть — кто там. Майкл охотно составлял своему другу компанию, ходили обычно с ними и женщины — Кэтрин и Маргарет. Однажды пошел и Ник, его привела Кэтрин, но он все время молчал, был пасмурный, скучный.

На сей раз Кэтрин и Стрэффорды обещались петь мадригалы с Джеймсом и отцом Бобом Джойсом. Отец Боб, обладатель прекрасного баса, был серьезным музыкантом и не раз клялся, что, когда у него будет побольше свободного времени, он всерьез займется в общине пением. Он возлагал надежды на хоровое пение. В монастыре пели хором без аккомпанемента и весьма в том преуспели. К великому облегчению Майкла, свободного времени у отца Боба совсем не было. Джеймс пел дребезжащим тенорком, который Майкл, поддразнивая Джеймса, именовал «неаполитанским». У Марка Стрэффорда был основательный баритон, у Кэтрин — небольшое, но очень чистое сопрано и у Маргарет — сильное, вполне приличное контральто. Певцы расположились на балконе и обмахивались белыми нотными листками, когда Питер с Майклом собрались уходить. Тоби, наслышанному о ловушках и обследовавшему их по собственной инициативе, захотелось составить им компанию. Вызвались пойти с ними и Пол с Дорой. Про Ника Фоли Тоби сказал, что тот ушел в деревню. Перебрасываясь с музыкантами шутками, они шумной толпой начали спускаться по лестнице и неспешно двинулись к переправе.