Стьюарт Хоум - Встан(в)ь перед Христом и убей любовь

Мы прошли назад вдоль по Гринвич-Хай-стрит до Лэнгдэйл-роуд и, перейдя на другую ее сторону, зашли в станционное кафе выпить пару каппуччино. Я знал, что мои магические способности чрезвычайно сильны и что вскоре Ванесса представит мне возможность завершить ритуал изгнания, в котором самым главным были предпринятые нами блуждания, а все остальное являлось не более, чем отвлекающими маневрами. Пока моя спутница просматривала газету и лакомилась куском шоколадного торта, который я заказал для нее, я рассматривал официанток. Как и большинство посетителей, они явно искали кого приголубить. Обе носили белые блузки, короткие черные юбки и черные чулки, которые демонстрировали их ноги и задницы во всей красе. Мне понравилась та, что помоложе. Ей было лет двадцать пять-двадцать семь и у нее были ухоженные длинные черные волосы. Поймав восхищенные взгляды, которые я бросал в ее сторону, она несколько раз улыбнулась мне.

— Ты меня любишь? — спросила Холт, оторвавшись от номера "Дейли Мэйл".

— Любить ли жрец своих богов? — загадочно ответствовал я.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась Ванесса.

— Что мы сейчас отправимся на верфь Пэйна и немного позанимаемся сексуальной магией! — возвестил я на все кафе.

— За кого ты меня принимаешь? — посетовала Холт.

— Для меня, — взревел я, — ты — всего лишь архетип, идея женщины, лишенной всякой субстанции, отрицающей сам принцип телесности. Покуда я думаю о тебе в этом духе, не забывая при этом, что ты была запрограммирована, чтобы носить в себе личность прекрасной молодой женщины зверски убитой своим отцом, я не могу время от времени удержаться от искушения повторять вслед за тобой все твои движения, точно также как ты, в свою очередь, имитируешь поведение той самой мертвой девушки, о которой я только что упомянул!

— Ты — псих! — вскрикнула Пенелопа и вылетела из кафе, тем самым подтвердив могущество моей сексуальной магии. Ритуал изгнания завершился полным, стопроцентным успехом.

Я купил каппуччино навынос, и, проклиная то обстоятельство, что в этом случае его наливают в чашку из полистирола, прошел через здание вокзала к поездам. Все шло наилучшим образом, пока я не вышел для пересадки в Чарлтоне, лишь для того, чтобы обнаружить на платформе таинственным образом материализовавшуюся Пенессу. Она уселась рядом со мной, мы стали ждать на пронзительном ветру прибытия поезда на Грэйвзенд, и я каким-то образом умудрился вылить на ее перчатки остатки моего кофе. Зайдя в вагон, я повелел Бролт, чтобы она положила свои рукавицы на пышущий жаром радиатор, чтобы они высохли. У меня к тому моменту уже свербело в ушах от ее бесконечного нытья по поводу того, что у нее промокли руки. В пути ничего интересного не произошло, хотя, признаюсь, я ощутил некоторый психический трепет, когда мы проезжали Эбби Вуд.

Прибыв в Грэйвзенд, я повел Пенелопу прямо через центр города к причалу паромов. Я приобрел два билета туда и обратно, и на палубе, пока посудина пересекала эстуарий Темзы, Ванесса снова прижалась ко мне. Когда мы проходили мимо паба "Край Света", Пенелопа захотела остановиться и чего-нибудь выпить, но я заставил ее дойти до самого форта. Я заплатил за два плеера-путеводителя, а затем сообщил Ванессе, что мы пройдем экскурсию в обратном направлении. Я был полон решительности защитить себя от методов управления сознанием, которые использует Общество охраны памятников старины.

Пока голос, записанный на ленте, повествовал нам о часовне и казармах, мы с Несс изучали подземные склады в Западном Бастионе. В то время, как лента рассказывала о достопримечательностях Западного Бастиона, мы осматривали офицерские казармы. Когда нас бомбардировали информацией касательно пороховых складов, мы разглядывали северо-восточный бастион и так далее. Пенни постоянно жаловалась на ледяной ветер, и ее скулеж стал особенно невыносимым, когда мы поднялись на Ландпортские ворота, чтобы полюбоваться видом на внутренний и внешний рвы, отделявшие форт от проклятых вересковых пустошей Эссекса. Пенесса хотела надеть мои перчатки, но я велел ей засунуть руки в карманы своего пальто, которые были намного глубже моих карманов.

— О чем ты думаешь? — спросила Несс, пока мы взирали на плоские равнины Эссекса.

— Найму я многочисленное войско

И, князя Пармского изгнав из края,

Над всеми областями воцарюсь! [1] Кристофер Марло "Трагическая история доктора Фауста" Акт I, сцена I (перевод Е. Бирюковой)

— Что ты сделаешь? — изумилась Пенесса.

— Ты что совсем не знаешь истории твоей родины? — пожурил я ее. — Именно поражение Великой Армады в июле 1588 года положило основание Британской империи. Оно стало тем самым основанием, на котором Джону Ди удалось осуществить самые великолепные свои заклинания, превратив Лиз из заурядной королевы-девственницы в намного более значительную фигуру и направить нашу нацию на путь строительства империи!

— Я все еще не до конца тебя понимаю! — промяукала Пенелопа.

— Елизавета I посетила Тильбюри восьмого августа 1588 года для того чтобы поднять англичан на последний бой! Но через девять дней герцог Пармский вывел свои войска с голландских берегов!

— К чему ты мне рассказываешь всю эту христианскую белиберду? — захныкала Несс.

Я понял, что этой девице ничего не втолкуешь и провел ее через маленький музей на пороховые склады, где обо всем этом можно было прочитать на больших стендах в такой ясной форме, что даже самый примитивный разум усвоил бы эту великую повесть, этот основополагающий миф того самого общества, которое я поклялся стереть с лица земли! Затем я провел Пенелопу через плац к западному бастиону, где она снова принялась жаловаться на холод. Тогда в отчаянии я предложил моей спутнице зайти в кирпичную часовню, отличавшуюся обветшавшим убранством, черепичной крышей с коньком и карнизом-модильоном. В часовне я велел Пенелопе улечься на скамью, чтобы я смог ввести ее в транс. Сделав это, я начал выпытывать у глупой девки кем она была в своих прошлых существованиях.

— Берег каменистого острова оказался таким крутым, что на расстоянии полета стрелы от него море все еще оставалось глубиною в семь морских саженей, — бормотала Несс. — Затем днище ударилось о скалы, и корабль тут же раскололся, причем форштевень зацепился за рифы, палубные же надстройки буквально вышвырнуло на берег, так что все трюмы заполнила вода, и корпус полностью ушел под волны; только верхняя палуба и выступающие части по-прежнему оставались над уровнем моря, но штормовые валы перекатывались через них так часто и с такою яростию, что те, кто чаял найти там спасение, очутились в немногим лучшем положении, нежели очутившиеся в иных частях корабля, и посему каждый пытался удержаться, уцепившись за что-нибудь, там, где его настигло крушение, надеясь, что волнами нас рано или поздно вынесет на берег, в то время как со всех сторон раздавались испуганные крики, ибо все мы в один голос взывали к милосердию небес.