Ежи Анджеевский - Никто

— Я думаю, если он просит выслушать его, он сам тебе скажет.

— Завтра у меня тяжелый день. Я должен проследить за загрузкой корабля.

— Ты с твоим умом решишь его дело и быстро и правильно.

— Много он хочет просить?

— По его меркам, пожалуй, и много. Твоей же мерки я в этом случае не знаю.

— Он совсем молод. И уже многого хочет?

— Чуть постарше Ноемон. У него слава лучшего бегуна.

Одиссей милостиво усмехнулся.

— Ладно, раз он так быстро бегает, пусть прибежит в мой царский зал.

— Твоя воля будет исполнена, — ответила Евриклея.

И действительно, едва Одиссей уселся на богато изукрашенный резьбою трон, створки дверей бесшумно распахнулись, на пороге появился один из стражей и оповестил:

— Господин, твой гонец Ельпенор просит, чтобы ты соизволил принять его и выслушать.

— Пусть войдет, — молвил Одиссей. — Но сперва зажгите светильники, я не люблю, когда в этом большом зале темно.

И молодой гонец, переступив золотой порог, вошел в зал, полный света, хотя и отличавшегося от солнечного, но благодаря множеству светильников и огромных неподвижных статуй, отбрасывавших тени на медные стены, куда более таинственного, чем свет дневной; и хотя он был создан всего лишь людской выдумкой, впечатление было такое, будто входишь в обитель, скрывающую непостижимо глубокие тайны.

Одиссею редко доводилось приглядываться к своему гонцу — приказы или поручения он объявлял в немногих словах, как можно короче, глядя при этом не на того, кто перед ним стоял, а как бы поверх его головы. Поэтому лишь теперь, когда высокий, стройный юноша пружинистым шагом приблизился к нему по мраморному полу, искусно выложенному из красных и черных плит, Одиссей заметил, что юноша красив — удлиненное смуглое лицо, светлые, круто вьющиеся волосы и очень голубые глаза, чистые, слегка косящие, но глядящие смело.

Остановись перед тронным возвышением, Ельпенор поклонился и сказал:

— Приветствую тебя, любимец богов, хитроумный Одиссей. Благодарю, что ты соизволил меня принять, когда того не требуют мои служебные обязанности.

— Тебя зовут Ельпенор? — спросил властитель Итаки.

— Да, господин, — отвечал тот. — Такое имя дали мне, когда я родился.

Одиссей задумался, но в лице его не было печали.

— Это имя мне приятно. Был у меня когда-то товарищ, носивший такое же имя. Увы, он погиб от несчастного случая. И не сойди я с соизволения небес в Гадес и не встреть его у входа в подземное царство, никто бы и не узнал, что с ним произошло, мы не отыскали бы его тела и не могли бы почтить его погребеньем, а значит, он вовек не попал бы в царство теней. Лишь когда я счастливо вернулся на землю, мы смогли, сжегши найденные нами его останки, возвратить ему естественное право человека, дарованные богами всем покойникам.

— Прекрасная история, господин, — сказал Ельпенор. — А меня она особенно волнует, ибо я, хотя еще живой, но в известном смысле тоже стою у входа. Только войти я хотел бы не в обиталище теней.

— И куда же ты так спешишь?

— Предстать перед богом Гименеем. Вступить в брак.

Одиссей посмотрел на него внимательней.

— Твоя девушка такая же миловидная?

— Она во сто крат красивей. Она красивая и умная.

— А не слишком ли ты молод для уз супружества? Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— А ей?

— Она постарше.

— Ба, стало быть, она знает, что делает. Но чего же ты хочешь от меня?

— Моя избранница из твоей челяди, господин. И я тоже твой слуга.

— Вот и будете оба служить мне. Обратись к ключнице Евриклее, она справит вам свадьбу и назначит положенное приданое.

— Это невозможно, господин, — прошептал Ельпенор.

— Но ты же должен знать, что в мое отсутствие она будет здесь госпожой.

— Да, господин. Я это знаю.

— Ну и как?

Юноша поднял голову, голубые глаза его светились чистотой и невинностью.

— Моя избранница и есть Е ври клея. Поэтому мы оба решили, прежде чем ты уедешь, испросить у тебя согласия и благословения. В твоем дворце женихов не будет, господин.

Пожалуй, впервые в жизни Одиссей не знал, что ответить, но все же ответил, да еще так беспечно, будто уже давно приготовил ответ.

— Она будет тебе вместо матери?

Румянец стыда, а может, и возмущения выступил на лице юноши.

— Я мужчина, господин. А она женщина.

— Что она женщина, об этом я давно знаю.

— А меня как мужчину она тоже знает достаточно давно.

Одиссей крепко хлопнул себя по бедру своей широкой, короткопалой рукой.

— Расчудесная история! Да, поразительные дела могут твориться в семье!

— Я ее люблю, и она меня любит.

— Верю.

— Что за беда, что разница в возрасте? Я приношу в брак свою молодость и мужество, она — ум и прозорливость. Конечно, ты меня мало знаешь и лишь своим быстрым ногам и некоторым телесным достоинствам я обязан честью, что стал твоим гонцом и доставляю твои приказания. Но поверь, рядом с Евриклеей я буду заботиться о твоем имуществе как о своем собственном.

— Не далее как вчера я сказал, что, ежели Евриклея пожелает взять себе мужа, выбор предоставляется ей самой.

— Стало быть, ты согласен?

— Завтра начинаем погружать на корабль снаряжение и продовольствие.

— Я тебе понадоблюсь?

— Ежеминутно. Ты должен быть под рукой. Самое большее через три дня, если будет дуть попутный ветер, мы должны отправиться в плаванье. Чего же ты погрустнел? Вашу свадьбу справим накануне отплытия.

— О, Одиссей! Благодарность моя возрастает с каждым твоим словом. Велишь позвать Евриклею, чтобы и ей сообщить?

— Погоди. Да, я согласен. Но прежде ответь мне на один вопрос.

— Отвечу искренне на любой в меру своих сил.

— Так вот, скажи мне: ты, конечно, думал о том, что если пройдут годы и не вернусь ни я, ни мой сын Телемах, а знати и народу твоя власть будет угодна, то ты сможешь стать правителем Итаки, а твоя жена — правительницей?

— Да, господин. Я об этом думал. Но только со вчерашнего дня. Мы с Евриклеей любили друг друга, не зная, какими милостями ты ее осыплешь.

— По-твоему, она не знала?

Юноша на миг заколебался.

— Не знаю, — молвил он наконец.

Тут Одиссей подумал, что зелья, которыми Евриклея поила Евмея, возможно, имели двоякое действие: лечили так, чтобы побыстрее призвать смерть. Он хлопнул в ладоши, и на золотом пороге вмиг появился страж.

— Найди ключницу Евриклею, — громко и очень отчетливо произнес Одиссей, — и скажи ей, чтобы она как можно скорее явилась сюда.

— Бегу, господин, — крикнул в ответ страж.

Евриклея, видимо, была неподалеку, она явилась тотчас и, подойдя своим ровным, уверенным шагом к царскому трону, стала рядом с Ельпенором. Оба высокие, золотоволосые и голубоглазые, они казались родственниками — его молодость молодила ее, а ее зрелость как бы придавала силы и взрослости его юношескому облику.