Валерий Примост - Штабная сука

Она переглянулась с подружками. Девчонки захихикали.

— Пойдем, — пожала она плечами.

— Ладно, — хлопнул меня по спине Оскал. — Я буду в соседней комнате.

— Хорошо. Я попозже подгребу.

Мы вышли с ней в коридор, подошли к туалету, под лампочку. Я вытащил пачку. т— Кури.

— Спасибо. Закурили.

Всегда зависаю в таких ситуациях. О чем там с телками базарить? Я мужик простой, мне бы поближе к делу. Все равно финал один. Так чего зря время терять? Я немного помялся. Но, блин, правила игры есть правила игры. Сначала надо о чем-то потрендеть.

— Твой парень был мосел? — спросил я.

— Нет, — пожала она плечами.

— А кто?

Она посмотрела на меня, как на придурка, и промолчала.

Дурацкие правила игры. Это напоминает мне, как кобелек увивается вокруг сучки. Он и так к ней и сяк, а она — все мимо кассы. Сама ж, зараза, дома скулит аж заходится, так рвется на улицу, когда течка, а кавалеру своему лохматому пока всю душу не вымотает, дела не будет. Поразмыслив, я решил из этого и исходить.

Докурив сигарету, я бросил окурок в туалет и повернулся к ней. В ее глазах скакали орды нахальных чертей.

— Ладно, хорош порожняка гонять. Пойдем.

— Куда?

— К тебе.

— Зачем?

Такие вопросы всегда выводили меня из себя. Что значит, зачем? В подкидного играть. Запускать бумажных змеев. Лепить пасочки из песка. «Зачем»!

— По ходу разберемся, зачем, — ответил я, увлекая ее по коридору. Она пожала плечами и промолчала.

Получилось. Получилось. Проконало. Что-то горячее поднималось из нутра и затапливало мое жадное кобелиное естество. Вот оно, все ближе, ближе… И голос мой непроизвольно задрожал, когда я спросил:

— Где твоя комната, подруга?

— Напротив той, где мы были.

— Ты думаешь, я в темноте найду, где мы были? — радостно спросил я.

Она показала.

На чье-то счастье, в ее комнате никого не оказалось. Мы вошли внутрь, и я закрыл дверь на замок. Потом молча повернулся к ней и обнял. Она уже не спрашивала, «зачем»…

Потом я драл с нее и с себя шмотки и бестолково тащил ее куда-то в темноту, потом полузадушенно скрипела продавленная чуть ли не до пола койка, и она что-то потерянно бормотала, наверняка сама не понимая, что именно. Но мне было не до этого. Мое колено провалилось в щель между койкой и стеной, и вытащить его оттуда не было никакой возможности. Потом, когда в душной темноте стало не продохнуть, все наконец благополучно закончилось…

На обратном пути нас засек патруль. Мы как раз вышли из леса, и Оскал, матерясь во всю ивановскую, счищал с сапога невесть откуда взявшийся здесь коровий навоз, как вдруг неподалеку в полутьме нарисовались три фигуры, и резкий голос скомандовал:

— Стой! Ни с места!

Мы дружно сорвали с голов береты (ранним утром в полумраке видны только силуэты — проверенная многими самовольщиками информация, — а по нашим головным уборам очень хорошо видно, из какой мы части) и галопом припустили в сторону родного забора. Патруль — трое безмозглых придурков — бестолково затопотал следом за нами.

— После гулек только от патрулей бегать, — недовольно проворчал на бегу Оскал.

— А я тебя предупреждал, военный.

— Слушай, а может, остановимся да и оторвем этих бойцов?

— В другой раз.

— Стой, стрелять буду! — донеслось сзади.

— Он же не в карауле! — возмутился Оскал. — Это на посту такие команды подают…

Ответить я не успел: мы нырнули в дыру.

Через две минуты мы вломились в родную казарму, а еще через пару десятков секунд уже лежали, что ясочки, под одеялами и желали себе спокойной ночи.

На часах было полшестого утра…

Сколько ни прикидывал, никогда не мог толком решить, какой ротный был бы лучше, женатый или холостой. И это совсем не пустой вопрос, если хорошенько поразмыслить. Конечно, холостой вроде бы похуже. Ему и торопиться некуда — дома никто не ждет, и в казарме переночевать не в падлу, а это значит, что внимания своему подразделению он уделяет куда больше, чем нам нужно. По мне, так вообще б его рожу командирскую в расположении не видеть. Но зато он всегда спокоен, в голове одни бабы да водка, да и мозги ни из-за чего не сушатся, а какой же офицер может быть лучше офицера-похуиста? Только тот, который в отпуске.

А вот женатый — что тот черт, который в тихом омуте водится. Вроде все нормально идет — если и в семье тишина, и дети в порядке: только девятнадцать ноль-ноль бабахнуло, а его уже и близко нет, к очагу усвистал. Но уж если с женой напряги — то он, словно озверина, обжирается. И жди тогда ночных построений, уставных подъемов и залповых посылов на губу.

Вот такой как раз наш и есть. Только жена не дала — сразу летит в родную роту и ну всех строить, что аж шуба заворачивается. Хорошо хоть ночью не заявляется: он в гражданских кварталах живет, оттуда ночью автобусы не ходят, а если пешкодралом — так или шагай, или первого автобуса жди, все равно раньше подъема не доберешься.

Но зато к подъему — как штык. И первым делом дневальному по морде. Есть за что, нету — без разницы. Это у него первый пункт программы такой. Как слышишь на подъеме мат в три этажа хозяйским басом от входа, а потом грохот и звон падения тела со штык-ножом, так и знай — опять жена ротному не дала. Иногда уже думаешь: ну лапочка, ну рыбулечка моя дорогая, ну хоть сегодня не выпендривайся, дай ты ему, мерину сивому, дай по полной программе, чтоб у него уши отвалились, чтоб спал в отрубе до самого обеда. Ан нет. Не дает. Я уже Оскалу предлагал: давай, мол, наряд организуем, что ли, специальный, чтобы ротному подсобить, трехсменный, как караул. А то из-за этой заразы ни ротному, ни роте покоя нет.

Вот и сегодня дневальные еще подъем не прокричали, а Мерин уже тут как тут. Как водится, завалил дневального, пожарную бочку с водой на пол вывернул (и как только ему не облом такую тяжесть ворочать!), влетел в расположение и ну петь военные песни. Козлы, мол, придурки, подъем, живо, мать вашу так и этак, и — упорный, гад! — стал в начале расположения и пошел, пошел ракетным тягачом койки переворачивать. Мне проще — моя койка в самом конце расположения стоит. Но все равно неприятно: я ведь только час назад улегся.

Сколько раз подумывал: может, чан ему настучать? Но Оскал не советует: конечно, ротный — не какой-нибудь чмошный мазутчик, в особотдел не побежит, но завалить его сложно. Здоровый, гад, и в драке — крутой умелец, не зря из Афгана две Красных Звезды привез.

Да нет, был бы повод стоящий, я б его со всеми его самбистскими наворотами положил бы. Но из-за такой мелочевки?.. Он же командир, ему положено придурком быть. Я давно заметил, что власть — штука гнилая и людей марает похуже дерьма. Солдат какой-нибудь и то, как стал сержантом, так скурвился, руки рядовому не подаст, только и думает, как бы властью своей его прищучить— Чего ж от офицера ждать, если его пять лет в училище на солдатские погоны притравливали и потом он еще лет восемь-десять в казарме, как в загоне, подчиненных на «фас!» брал. А над ротным есть комбат, а там комполка, а еще выше комкор, командующий округом, маршалов целая орава, и все они вниз по служебной лестнице кидаются, как фокстерьер на лисицу.