Уильям Хоффер - Только с дочерью

– Чтобы по четвергам возвращалась сразу после занятий, – велел он. – Я буду проверять.

– Хорошо, – пообещала я.

Он снова просветлел при мысли, что все-таки вернется к работе.

Я пользовалась своей свободой в редчайших случаях, только когда игра стоила свеч. Махмуди был достаточно коварен, чтобы не поручить кому-нибудь из своих родственников шпионить за мной. Возможно, кое-кто из них и проверял меня по его заданию. Иногда он сам. В свой выходной или если он пораньше освобождался, он вдруг появлялся в школе, чтобы отвезти нас домой. Он постоянно держал меня в напряжении.

Поэтому я тщательно следовала установленному распорядку, нарушая его лишь в случаях острой необходимости.

Однажды в школе во время перемены в учительскую тихонько вошла одна из учительниц и присела на скамью рядом со мной. Я видела ее раньше, и, хотя мы не были знакомы, она мне всегда любезно улыбалась. Мы кивнули друг другу в знак приветствия.

Она огляделась вокруг и, убедившись, что никто не обращает на нас внимания, прошептала уголком рта:

– Нагу, не говорите. Нагу, миссис Азар.

Я кивнула.

– Я говорила, мой муж, вы, – произнесла она, с трудом подбирая слова. – Она хочет помочь, вы.

В языке фарси отсутствуют местоимения «он» и «она». Иранцы их вечно путают. Учительница опустила глаза. Она почти незаметно выпростала руку из складок широкого платья и протянула ее мне. Затем еще раз удостоверилась, что за нами никто не наблюдает. Быстро вложив мне в ладонь клочок бумаги, она отдернула руку. Это был номер телефона.

– Вы звоните, – шепнула учительница. – Женщина.

По дороге домой я рискнула ненадолго заглянуть в магазин к Хамиду и выяснить, откуда тянется эта любопытная ниточка. Когда я набрала номер, мне ответила женщина, говорившая по-английски и назвавшаяся мисс Алави, она была искренне рада меня слышать. Мисс Алави объяснила, что работает на мужа учительницы, который и рассказал ей и ее матери о моей ситуации.

– Поскольку я училась в Англии и говорю по-английски, он спросил меня, не могу ли я чем-нибудь помочь. Я сказала, что попытаюсь.

Еще одно доказательство того, что не все иранцы фанатично ненавидят Америку. Мисс Алави высказывалась без обиняков, вероятно одним этим разговором подвергая риску свою жизнь и, уж конечно, свободу.

– Как нам увидеться? – спросила она.

– Я должна дождаться подходящего случая.

– Когда у вас появится возможность со мной встретиться, тогда я и устрою себе перерыв на обед. Я приеду, куда вы скажете.

– Хорошо, – ответила я.

Ее контора находилась далеко от дома Маммаля, от школы Махтаб и даже от мечети, где я посещала занятия по изучению Корана. Организовать встречу было нелегко – требовались и свобода и время, чтобы друг с другом поближе познакомиться. Мотивы, руководившие мисс Алави, оставались для меня загадкой, но в ее порядочности я не сомневалась. Искренность ее слов сразу вызывала доверие.

Дни постепенно слагались в недели, а я все никак не могла решить, как лучше и безопаснее организовать встречу. Сейчас, когда Махмуди устроился на работу, оказалось, что контроль за мной стал еще жестче. Неусыпная бдительность Нассерин превосходила даже бдительность моего мужа. Всякий раз, как я входила в дверь, она тут же смотрела на часы.

Но «агентурная» сеть, которой оплел меня Махмуди, рано или поздно должна была прорваться. В городе с населением в четырнадцать миллионов человек он просто не мог уследить за каждым моим движением. В один прекрасный день, когда мы с Махтаб вернулись из школы, нас с нетерпением дожидалась Нассерин. Ее вызвали в университет на какое-то чрезвычайное собрание, а Амира ей не на кого было оставить, кроме как на меня. Она убежала. Махмуди был на работе. Реза и Ассий – в гостях у родственников.

Не теряя ни минуты, я позвонила мисс Алави:

– Я могу встретиться с вами сегодня днем, прямо сейчас, – сказала я.

– Выезжаю немедленно.

Я объяснила ей, как проехать к парку, расположенному в нескольких кварталах от нашего дома.

– Как я вас узнаю? – спросила я.

– На мне будет черное пальто, шаровары и платок. Я ношу траур по матери. Она недавно скончалась.

– Примите мои соболезнования.

– Спасибо.

Я черкнула Махмуди записку. У него был скользящий график работы: по утрам он обязательно должен был являться к операции, а освобождался в разное время. Он мог вернуться в одиннадцать вечера, а мог и через две минуты.

«Дети раскапризничались. Повела их на прогулку в парк», – написала я.

Махтаб и Амир очень любили бывать в парке. В надежности Махтаб я ничуть не сомневалась, а Амир еще не говорил, так что за детей я могла не волноваться. Что меня беспокоило, так это реакция Махмуди на мой самовольный уход из дома. Я надеялась, что мы успеем вернуться до его появления.

Махтаб и Амир резвились на качелях с другими ребятишками, когда ко мне приблизилась женщина в черном. Национальный иранский наряд не позволяет составить правильное представление о внешности незнакомки, но все же я определила, что ей около пятидесяти лет, может быть, несколько меньше. Она села на скамью рядом со мной.

– Я оставила мужу записку, – предупредила я. – Он может сюда явиться.

– Ничего, – ответила мисс Алави. – Я сделаю вид, будто я мать кого-то из этих детей. – Она поймала на себе взгляд женщины, сидевшей на скамейке напротив, и обменялась с ней несколькими фразами на фарси. – Я сказала ей, что, если появится ваш муж, я притворюсь, будто гуляю в парке с ней и ее детьми. Она согласилась.

Незнакомка ничуть не возражала против такой уловки. Я постепенно приходила к выводу, что иранцы обожают интриги. Они привыкли хитрить, вероятно, еще со времен правления шаха. Одни заговоры зрели против других не только в правительственных кругах или на другом официальном уровне, но и в семьях. Просьба мисс Алави ее и не удивила, и не встревожила. Скорее, напротив, скрасила ее день.

– Итак, что произошло? – спросила мисс Алави. – Как вы оказались в Иране?

Я вкратце поведала ей свою историю, опуская детали.

– Мне понятна ваша проблема, – сказала она. – В Англии, когда я училась, я тоже была иностранкой. И ко мне всегда было соответствующее отношение, которое мне претило. Я хотела остаться в Англии, и мне нужна была чья-то помощь. Никто не согласился мне помочь, и я вынуждена была вернуться в Иран. Это очень огорчило меня и мою маму. Мы решили, что по мере сил будем помогать иностранцам у себя в стране. Я помогу вам. Я знаю, как это сделать. – Она помолчала, чтобы успокоиться, затем продолжала: – Мама умерла две недели назад. Вам это уже известно. Накануне ее смерти мы говорили о вас. Она заставила меня дать клятву. Мама сказала: «Ни один человек не помог тебе, когда ты была иностранкой». И я пообещала ей, что буду по возможности помогать иностранцам. Я должна сдержать слово. И я это сделаю. – Мисс Алави утерла слезы краем платья.