Уильям Хоффер - Только с дочерью

Квартира почти целиком занимала два этажа и идеально подходила для того, чтобы Махмуди мог открыть свой кабинет – в одном из двух примыкавших к дому флигелей, которые агент называла виллами. Вилла, пристроенная справа и заходившая за дом, могла служить нам жильем, а часть особняка – кабинетом Махмуди. Большие деревянные двери отделяли флигель от центральной части квартиры, где можно было устроить как приемную, так и врачебный кабинет.

Спальня и комната Махтаб находились на втором этаже, здесь же была и ванная комната – с ванной, душем и европейским туалетом. Спальня граничила с небольшой квартиркой, выходившей окнами на зады дома.

В тот вечер Махмуди вместе со мной осмотрел квартиру и тоже влюбился в нее. Без подсказок с моей стороны он отметил, что это идеальный вариант для собственного медицинского кабинета.

А еще, подумала я, идеальный вариант для моих собственных планов. Здесь, в роли хозяйки дома и жены доктора, я получу еще большую свободу. Махмуди не сможет контролировать каждый мой шаг или не подпускать к телефону. И здесь не будет домашних шпионов, не будет способа посадить меня под замок.

Меня несколько беспокоили два обстоятельства: то, что мы как бы осели, а также то, что я не могла сказать Махтаб правду: этот дом лишь временное пристанище. Она больше не заговаривала о возвращении домой, в Америку. И хотя я читала в ее глазах затаенную надежду, она не осмеливалась признаться в ней вслух, даже когда мы оставались одни.

Мы вселились в эту квартиру в конце июня благодаря тому, что за нее заплатили Маджид и Маммаль. Они также дали Махмуди изрядную сумму наличными на питание и на обзаведение всем необходимым – нам нужны были полотенца, одеяла, подушки, кастрюли и сковородки.

Другие родственники, довольные тем, что мы устроились, тоже помогли. Ага и ханум Хаким были так рады нашему примирению, что пригласили нас на ужин, где преподнесли Махмуди сюрприз, оказавшийся приятным и для меня. Как только мы переступили порог их дома, Махмуди просиял при виде двух гостей, которых никак не ожидал здесь встретить.

– Шамси! – воскликнул он. – Зари!

Это были сестры, соседские девочки, рядом с которыми Махмуди вырос в Шуштаре. Он потерял их из виду, после того как покинул Иран, но сейчас был счастлив увидеть их снова. Я сразу прониклась симпатией к Шамси Наджафи, еще до того, как узнала подробности ее жизни. Шамси носила чадру, но такой чадры я никогда раньше не видела. Она была соткана из прозрачного кружева и таким образом не выполняла своего предназначения. Под этим покрывалом на ней была черная юбка и розовый свитер – то и другое западного производства. И она любезно заговорила со мной на безукоризненном английском.

Махмуди чрезвычайно обрадовало известие, что муж Шамси был хирургом в одной из немногих частных клиник Тегерана.

– Может быть, доктор Наджафи смог бы помочь тебе получить там работу, – высказал предположение ага Хаким.

Во время разговора я узнала об одном замечательном обстоятельстве – Шамси и Зари десять месяцев в году жили в Америке. Доктор Наджафи делил свое время между двумя странами: здесь он зарабатывал огромные деньги частной практикой, а затем шесть месяцев в году проводил в Калифорнии, посещая семинары, повышая квалификацию и наслаждаясь свободой и чистотой. Зари была лет на пятнадцать старше Шамси. Овдовев, она жила со своей сестрой. Ее английский был не столь совершенен, как у Шамси, но она тоже была со мной очень мила и приветлива. Обе женщины считали себя американками.

Пока мы ужинали, сидя на полу, я прислушивалась к разговору, который велся частью на английском, частью на фарси. Мне нравилось то, что я слышала.

– Что думает о Бетти твоя сестра? – спросила Зари у Махмуди.

– Ну, между ними не все гладко, – ответил тот. Тут на Махмуди напустилась Шамси:

– Ты не имел права ставить свою жену в зависимость от такого человека, как твоя сестра. Я знаю ее характер, она никогда не смогла бы поладить с Бетти. Как бы Бетти ни старалась ей угодить, она будет вечно недовольна. Слишком велики культурные различия. Не сомневаюсь, что Бетти ее терпеть не может.

Однако Махмуди отнюдь не рассердила подобная дерзость со стороны женщины.

– Верно, – сказал он. – Это была моя ошибка.

– Тебе следует вернуться, – произнесла Шамси. – Что ты здесь делаешь столько времени?

Махмуди пожал плечами.

– Не валяй дурака, – продолжала Шамси. – Не будь идиотом. Возвращайся.

Зари кивнула в знак согласия. Махмуди опять отмолчался, пожав плечами. Мы должны как можно чаще встречаться с этими людьми, подумала я.

Перед уходом Махмуди отдал дань вежливости.

– Мы ждем вас к ужину, – сказал он.

В такси по пути домой я удостоверилась в том, что это приглашение было не просто тараф.

– Слушай, они мне по-настоящему понравились, – сказала я. – Давай позовем их к нам в ближайшее же время.

– Хорошо, – согласился Махмуди, предвкушая удовольствие от хорошей еды и приятного общества. – Они живут всего в четырех кварталах от нас.

Наконец-то главврач сообщил Махмуди, что ему начислили зарплату. Деньги перевели на счет в банке рядом с больницей. Для того чтобы их снять, Махмуди должен был предъявить лишь секретный номер счета.

Воодушевленный, Махмуди сейчас же отправился в банк, чтобы получить свой первый заработок почти за год, проведенный в Иране. Но банкир сказал, что денег на счету нет.

– Мы сделали перечисление, – уверял Махмуди администратор больницы.

– Денег нет, – утверждал банкир.

Махмуди метался от одного к другому, свирепея все сильнее, пока наконец не понял, в чем дело. Бумажная волокита. В Иране бухгалтерские операции производятся вручную. Махмуди с возмущением узнал, что сможет снять деньги не раньше чем через десять дней.

Он рассказывал мне эту историю, задыхаясь от гнева, и в завершение произнес примечательную фразу:

– Единственное, что могло бы вправить мозги этой свихнувшейся стране, так это атомная бомба! Стереть Иран с лица земли и создать заново!

Однако, когда деньги пришли, он разозлился еще больше – сумма была значительно меньше обещанной. Более того, оклад был чрезвычайно низким. Махмуди высчитал, что за эти деньги он мог работать только два, а не шесть дней в неделю. Он поставил в известность руководство больницы, что отныне его явочными днями будут вторник и среда. Это высвободит ему время для частной практики.

Он вывесил на дверях простую табличку на фарси, которая гласила: ДОКТОР МАХМУДИ: ОБРАЗОВАНИЕ И ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ ПОДГОТОВКУ ПОЛУЧИЛ В АМЕРИКЕ, СПЕЦИАЛИСТ ПО УТОЛЕНИЮ БОЛЕЙ.

К нам пришел его племянник, адвокат Мортезе Годжи, и закричал:

– Ты с ума сошел! Заниматься частной практикой, не имея лицензии! Тебя арестуют.