Илья Игнатьев - Я возьму тебя с собой

Это что же? Я не дышу, что ли? Да-а. Я тяну в себя воздух, со свистом, так лучше, так я чувствую его вкус, и он смешан со вкусом Пашкиной спермы. С привкусом… Я валюсь на Пашку, лёгкое движение бёдрами назад, и мой член выскальзывает из него. Пашка смотрит мне в глаза, мы совсем близко, и это навсегда. На пушистой реснице у него маленькая слезинка, эта капелька дороже всех каменьев двух Миров, всех Миров, сколько их там… Пашка опускает ноги, обхватывает своими голенями мои бёдра, ещё крепче обнимает меня, тянет руками меня за затылок, лицом в крутой, скрипичный изгиб своей шеи. Я языком касаюсь Пашкиной кожи, - ко вкусу, который я берегу в своём рту, примешивается вкус его пота. Я вампир, - говорят, на Земле есть такие создания, и я сейчас этому верю, - конечно же, есть. Как же не быть, коль тут, на Земле есть такая кожа, такая шея…

- Пашка… - только и могу я прошептать в этот виолончельный изгиб. - Пашка мой, сероглазый ты мой…

- Молчи, Илька… Молчи, зараза ты моя, самая любимая ты зараза... Хорошо как! Вместе кончили, как тогда, помнишь? Ну да, помнишь, конечно. Как такое забудешь… А почему потом вместе не получалось, а, Ил?

- А это часто и не бывает, наверное… У нас с тобой, во всяком случае… Тем ярче, тем дороже. Так ведь, Паш?

- Так, Ил. Но всё равно жаль. Да, даже тогда, в первый раз когда, я не так приплыл. Тоже, конечно… Но не так. Тогда ярче было, да, - но не так мощно, ты понимаешь?

- Понимаю. Я тебя всегда понимаю, и навсегда. Мощно, говоришь? Так ты же вырос, тогда ярче было, потому что впервые, а сейчас ты знаешь, чего ждёшь. Хотя какое тут к чёрту знание, я вот с тобой просто задыхаюсь от любви, и всегда, как в первый раз…

Пашка счастливо смеётся, целует меня в губы, - легко, не крепко, и я своими губами чувствую каждую клеточку его губ.

- Ну, чего теперь хочешь? - спрашиваю я его прямо в эти губы. - Хочешь меня, или…

- Нет, Ил, - Пашка тоже говорит мне в рот, потом, балуясь, надувает воздухом мой рот, наши щёки надуваются.

- Кончай, Кузнецов! Чего, в самом деле… Не хочешь?

- Балда, я этого всегда хочу. Не буду, просто… А лучше ты мне отсосёшь потом ещё, и я тебе тоже.

Ничего себе! Разошёлся сероглазый. Это что же, - теперь так всегда будет? Хорошо бы…

- Давай, - говорю я. - А может, сверху хочешь?

- Илья, я ж сказал, - потом. Я сейчас выпить хочу. И покурить.

- А ширнутся? До кучи, блин…

- Не-е… - смеётся Пашка. - Вставай, давай, моралист…

- Знаешь, как неохота? Так бы и лежал на тебе семь веков. Я те ущипнусь! Всё, сказал! Кузнецов, поганец, только не это! Всё, ну! Встаю…

Я-то встаю, да Пашка, похоже, и не собирается! Лежит себе на диване, положил вихрастую башку на согнутую в локте руку и смотрит со своей лёгкой полуулыбкой, как я нагибаюсь за плавками.

- Что?

- Ил, не одевай их!

- Чего?

- Точно! Не одевай, ну, пожалуйста, Илюшка! - эта вздорная мысль так захватывает сероглазого, что он даже вскидывается на диване.

- Да что за блажь такая, Пашка?

- Блажь, блажь… Я, может, хочу тебя всего видеть, понял? Блажь…

- Да? - я несколько растерянно смотрю на Пашку. - Ладно… Любуйся, чёрт с тобой!

Я комкаю свои плавки и бросаю их в Пашку, тот легко их перехватывает, но не бросает обратно в меня, а быстро засовывает под диван.

- Пашка, гадость! Там же грязно, пыль там, понимаешь! Стирать придётся, я их сегодня только одел…

- Фигня, постираешь, - беспечно отмахивается Пашка. - Ты чего замер? Наливай, давай! Конфеты кончились жалко.

- Да есть конфеты, не плачь, другие только… Пашка, ты тогда тоже давай, не одевай трусы, ладно?

- А я и не собираюсь, - высокомерно заявляет сероглазый, и, тряхнув золотистыми вихрами, вскакивает с дивана. - Мотай за конфетами, за бокалами, за чем там ещё, а то я из горла щас, понял? И это, Ил, - ори, не ори, - я у тебя в комнате покурю!

Я смотрю на Пашку, тот готов к схватке со мной за право покурить у меня в комнате, - смотрит исподлобья, губы сжаты, - а всё равно, в глазах смешливые серые чёртики прыгают. КАК я его люблю!!!

- Эх, Кузнецов… - только и могу вымолвить я сквозь нежность, которая топит меня сейчас, и эта нежность ведь навсегда…

Я, махнув рукой, иду на кухню, оттуда слышу, как Пашка в ванной пускает воду. Я лезу в шкаф за конфетами. Так, две коробки, - «Ассорти» какие-то, и бабаевские «Птичье молоко». Наверное, надо обе взять, пусть Пашка сам выбирает. Хотя, чего тут выбирать, - обе и слопает. Так, бокалы. Может, бутерброды соорудить? Я-то не хочу…

- Паш! - ору я. - Ты бутеры будешь?

- Чего? - орёт из ванной Пашка.

А, ладно, перебьётся. Захочет, - сам тогда пусть и делает. Ветчина, сыр, - смотрю я в холодильник. Масла нету, блин… Во! Копчёная фазанья грудка. Да, вот это пойдёт, ладно уж, сам сделаю…

- Ты помер здесь, зараза, что ли? - Пашка появился.

- Банку открой, - я протягиваю ему грудки. - Я хлеб пока нарежу. Помер, понимаешь… Жду пока ты покуришь. Пашка, блин, да не включай ты её ради всего святого!

Пашка устанавливает на разделочном столе электрическую открывалку для консервных банок. Как я в прошлый раз жив остался…

- Я же тут, не боись! Смотри, - просто всё как. Раз, два, три… Н-да. Чего-то… Погоди, а может выключатель? Ты её не трогал, а?

Я, спрятав руки за спину, с опаской убираюсь подальше.

- Сдурел, да? - возмущаюсь я с безопасного расстояния. - Трогал! Да я её, сволоту…

- Погоди, Илюха! Чего ж такое-то, а? Щас… Отвёртку дай.

- А ну, брось щас же! Брось, Паш, ну её к бесу! Пойдём, выпьем, а? Па-аш…

- Да? Ну, ладно, - с сожалением вздыхает сероглазый. - Я её завтра дожму! Дай мне консервный нож, где он, здесь? Вот, а ты её далеко не убирай, Ил. Странно, - вроде бы не Китай, и с виду целая, и включается, а как банку суёшь, так кранты…

Я помалкиваю себе в тряпочку, - так, пожалуй, лучше будет. Да, - вздыхаю я про себя, - моя работа, кто ж мог подумать, что эта шмакадявка оттенок души имеет. Главное дело, особо-то ничего я и не говорил про неё, - так пару слов на Извечной Речи, - какое тут, на Земле, всё нежное, блин…

- Хлеб порезал? Илька, давай помидорчики ещё, так вкуснее будет.

- И варенье! Нет? А то давай, так ведь ещё вкуснее.

Пашка молчит, задумчиво смотрит на меня и лишь похлопывает себя по ладони консервным ножом. Ясно. Я, стараясь не выпускать Пашку из виду, торопливо достаю помидоры. И замираю, - сейчас в дверь позвонят. Вот! А ведь это…

- Пашка, живо одеваться! Это батя твой! Коньяк прячь! Ёлки, какого ты мои плавки под диван-то…

Я, прыгая на одной ноге, натягиваю плавки, скачу к двери. Второй звонок, уже настойчивей. Вот, спокойно, дыхание, Илья…

- Илюша, привет ещё раз, - в дверях стоит смущенный дядя Саша, из-за него выглядывает донельзя довольный, почему-то, Никитос.

- Павел, Илья, пацаны, такое, понимаете, дело, - нас с мамой срочно на работу вызывают, сейчас машина придёт. Форс-мажор там у нас…