Дорис Лессинг - Расщелина

внизу, на арене, каждый умрет под нашими взглядами, нам на потребу — но мало кто из зрителей вспомнит о том, что когда-то все было наоборот. Когда я представляю себе, как в густом лесу, где разбил лагерь Хорса, за детьми, которых он выращивал в мужчин, из леса наблюдали глаза хищников, отражая огонь большого костра, стараясь обмануть бдительность охраняющих лагерь мужчин и юношей, кровь моя стынет в жилах. Неужели мы забыли долгие века, на протяжении которых мощный хищник в любой момент мог спрыгнуть с ветки над головой или выпрыгнуть из кустов и одним ударом лапы оборвать жизнь жертвы? Когда мы вопим на арене, мы издаем вопль мести. Так, во всяком случае, думаю я, стараясь представить себя на месте тех древнейших людей, которых мы называем дикарями, наших родственников, наших предков — нас. Одни лишь легионеры, которых служба Римской империи завела в далекие германские леса, могут хоть в какой-то степени представить себе, что чувствовали наши предки, отваживаясь проникнуть в гущу деревьев.

Марона, женщины и мальчики бежали, пока не увидели мужчин, разжигающих вечерние костры на обширном пляже.

Женщины сходу завопили на мужчин, выкрикивая обвинения и оскорбления, мужчины не остались в долгу. Они кричали, что только такие тупые дуры, как эти дырки, могут пустить детей вперед без защиты. Это обвинение, конечно, было притянутым за уши и облыжным, ибо мужчины прекрасно знали, насколько трудно женщинам удержать мальчиков. Хорса легко мог сообразить, что мальчики, прослышав о его предполагаемом походе, рванутся за ним. Почему он не оставил в лагере нескольких молодых людей для охраны? Сказать правду, Хорса и сам был ошарашен. Он, конечно, знал, что в лесу рыскали дикие звери, что они постоянно подползали по ночам к лагерю, но что они так скоро после отбытия мужчин отважились занять их территорию — да еще не кто-нибудь, а эти поганые свиньи! — это его поразило до глубины души.

Двух мальцов украли и съели свиньи, остальные испуганно жались к женщинам.

Ругань еще долго возносилась к небесам, догоняя дым и искры от костров.

Эти события переданы в обеих хрониках, мужской и женской. Марона описана как высокая, сильная, с длинными волосами, заплетенными в косы и уложенными на голове гнездом. Очевидно, она старалась выглядеть выше.

Что означало для древних людей понятие «высокий», мы не знаем. Может быть, великий охотник Хорса был сухоньким малорослым мужичонкой, жилистым и сильным, хотя мы, конечно же, представляем себе его гигантом вроде преторианского гвардейца.

Это единственное место во всех хрониках, где упомянуты волосы. Какого они цвета — неясно. Может быть, рыжие, как у некоторых племен галлов. Или светлые. Что маловероятно. Скорее всего — волосы и глаза были темного цвета.

Сообщается, что Хорсу его собственный промах взбесил. Марона не упустила случая подробно растолковать ему и всем далеко в округе, по которой разносились ее вопли, в чем и как вождь мужчин провинился. Он еще не понимал, как ему не хватает дара предвидения, тщательного планирования следующего хода. К примеру, на эту свару Хорса никак не рассчитывал. Он занимался подготовкой пира для женщин, когда они внезапно на него обрушились.

Марона орала и рыдала, бессильно опускала руки и закатывала глаза. Она устала, ибо путь женщины проделали немалый. Она заявила, что женщины немедленно уходят. Женщинам это заявление не понравилось. Они лучше бы остались при мужчинах, гостьями на пиру. Хорса заявил ей, что никуда они не уйдут, потому что это слишком опасно. Неужели Марона этого не понимает?

А разве ты не понимаешь, что женщины, которые пойдут с тобой, скоро забеременеют и будут задерживать тебя, камнем повиснув на шее?

Нет, об этом он не подумал. Такая мысль как-то даже не приходила ему в голову.

— Тебе, видно, нет до нас дела, Хорса? Ты не думаешь о нас?

И опять это мучительное для Хорсы обвинение. О чем он вообще думал?

Марона сказала ему:

— Ты знаешь, что без нас новых детей не будет, ты прекрасно знаешь это. Но ты уходишь — и кто наполнит наши чрева? Никто, Хорса. И новые дети не родятся.

Женщины, слышавшие Марону, вынуждены были с нею согласиться, хотя они сами все только что поняли. Женщины стояли неподвижно, глядели на мужчин, каждый из которых был чьим-то сыном, однажды рожденным из их тел. Я часто думаю, глядя на римскую толпу, что каждый присутствующий рожден какой-то женщиной, и если существуют какая-то судьба или предопределение, то они базируются именно на этом факте.

Стоявшие рядом с Мароной женщины все были матерями, и каждый из мужчин когда-то сосал женскую грудь, лежал на руках у кого-то из них, каждого шлепали, ласкали, мыли женские руки, каждого обучали они, о каждом заботились… Мысли весомые и убедительные, удивительно, что они не часто посещают наши головы.

— Что же теперь делать, Хорса? Ты об этом подумал?

Нет, об этом он не подумал. Значит, ему до них дела нет и ему на них наплевать. Но сам Хорса так не считал. Он не подумал — да, согласен. И все. Но раз он уходил со всеми взрослыми мужчинами, со всеми производителями, значит, Марона оказалась права.

Хорсу это смущало: грубая сила принуждения, необходимости. Необходимость думать, необходимость признать свое легкомыслие, свою безответственность, согласиться с ней. Но эти ее обвинения всегда делали его упрямым, вызывали сопротивление. И все же не мог Хорса сегодня заявить Мароне, что он ее не слушает и что она все время напрасно зудит и жалит, ибо не видеть ее правоты он не мог.

Сцена эта описана весьма красочно. Женщины стояли в полутьме, вероятно, в прохладе. На них рыбья кожа, блестящая, но не греющая. Рядом с ними мужчины: бородатые, в звериных шкурах разного происхождения и покроя. Порывы ветра с моря трепали неразбери что: то ли это были бороды, всклокоченные волосы на мужских головах, то ли мех звериных шкур…

Сообщается, что Марона и Хорса «примирились» этой ночью. Очень мне интересно, каким словом обозначалось это «примирение» первоначально. Ведь вопросы, вызвавшие споры, вопли и взаимные обвинения, никто не разрешил.

Мы знаем, что они пировали, пили изобретенный мужчинами алкогольный сироп, ели лесные фрукты. Трудно во время пира сохранять злобность. Включало их примирение и половой контакт? Сообщается, что Хорса восхищался

Мароной, но ничего не сказано о том, нравился ли он Мароне.

Мы, римляне, разумеется, не видим иного финала сцены, как сексуального. Не наступит ли время, когда кто-нибудь обвинит Рим в чрезмерном увлечении сексом? Полагаю, такое время придет. Но это мнение старика.

В какой бы форме ни проходили переговоры, мы можем быть уверены, что обе стороны сознавали значение детей и связанной с ними проблемы. Обе хроники отмечают, что ночь эта прошла бурно, младшие мальчики, как спящие, так и не заснувшие, требовали внимания. Мальчики, которым разрешено было идти с Хорсой, перевозбудились от бахвальства и переполнявшей их гордости, может быть, потому, что им не давали заснуть пришедшие с Мароной, которых мучили кошмарные видения свирепых свиней. Мальчики, жившие в деревьях, их высмеивали и утверждали, что свиньи им привиделись. Однако всем было известно, что двое малышей похищены и убиты свиньями. Кошмары, вскрики, плач, ссоры, шум… Женщины, желавшие ночью играть с мужчинами, особенно зная, что экспедиция отвлечет тех надолго, вынуждены были проводить время, утешая детей.