Айрис Мёрдок - Отрубленная голова

Я подождал минуту. Вокруг царила глубокая тишина. Интересно, что сейчас может делать Антония? Уж не ошибся ли я, мелькнуло в голове. Я прошелся по комнате, а затем направился в холл. У двери я увидел Гонорию Кляйн.

В неожиданном ее появлении было что-то жуткое, и, завидев неподвижно застывшую фигуру, я на мгновение решил, что передо мной призрак. Мы не отрываясь глядели друг на друга. Она стояла в пальто, ссутулившись, и на ее лице сказочного тролля блестели капли туманной влаги. Она не улыбалась, ничего не говорила и, не сводя глаз, созерцала меня тяжелым, задумчивым взором. Я испытал облегчение, смешанное с тревогой и глубоким, безотчетным страхом. В ней ощущалась какая-то угроза.

— Чем могу быть полезен? — спросил я. Она откинула голову назад, расстегнула воротник пальто и освободила шею.

— Вы хотите сказать, мистер Линч-Гиббон, кой черт меня принес?

— Совершенно верно, — отозвался я. Видно, мне никогда не удастся вежливо вести себя с сестрой Палмера, да я к этому и не стремился.

— Я вам объясню, — проговорила она. — Ваша жена предупредила меня, что сегодня вас здесь не будет. Мне нужен ключ от секретера, а он в бумажнике моего брата. Он отдал этот бумажник вашей жене, ей надо оплатить какой-то счет. Она положила его в сумку, которую случайно оставила здесь, когда заходила вчера. Поскольку мне это крайне необходимо и поскольку оба вы сегодня здесь не ожидались, она дала мне ваш ключ. Вот так я здесь и очутилась. А вот эта сумка.

Она показала мне большую сумку, стоящую в холле под столом. А на столе я увидел сумочку Джорджи и две книги по экономике. Я поднял сумку и вручил ее Гонории.

— Благодарю вас, — кивнула она. — Простите за беспокойство. — Она медленно перевела взгляд на сумочку Джорджи.

— Не стоит, — ответил я. И вдруг мне страшно захотелось удержать ее. Я хотел спросить, что она подумала, но не мог найти подходящих слов. И стоял перед ней как дурак. На мгновенье мне показалось, что она тоже хочет остаться. Но поскольку никто из нас не знал, каким образом можно изменить положение, она повернулась, и я открыл дверь. Когда она проходила мимо, я поклонился.

Я вернулся в гостиную. В саду никого не было. Я положил себе в карман книгу Нейпира. Мне казалось, я задыхаюсь. Наклонившись над каминной полкой, я стал гладить одного из фарфоровых попугаев. Из-под моей руки поднялось облачко пыли.

Как выяснилось, Джорджи так и не вернулась домой. Как только ко мне вернулся разум, я поехал к ней и долго барабанил в дверь, но мне никто не открыл. Затем направился в училище, но ее там не было, вообще не появлялась. Я возвратился к ней домой. И снова никто не откликнулся. Опять поехал в училище и зря потратил время, расспрашивая о ней. Я чувствовал себя подавленным и обиженным. Остаток вечера провел на Херефорд-сквер, составляя список мебели и время от времени пытаясь дозвониться до Джорджи. Конечно, я не думал всерьез, что ее похитили или она попала под машину. Наверное, ее оскорбило, что я едва ли не силком выпроводил ее из дома. Это и правда было отвратительно, однако я считал, что без труда сумею добиться ее прощения. Вечер, однако, выдался не из приятных. Я выпил много виски и завалился в постель.

На следующий день я проснулся поздно. Меня разбудил телефонный звонок. Когда человеку тяжело на душе, то обычно он крепко спит. Но это была не Джорджи. Звонила Антония. Она обрадовалась, что застала меня, и попросила приехать к ней на Пелхам-крессент перед ленчем, вместо того чтобы самой отправиться на Херефорд-сквер во второй половине дня. Я согласился. Поскольку я уже составил довольно полный список наших вещей, вопрос можно будет обсудить и там. Я снова позвонил Джорджи. И снова никакого ответа. Я решил, что заеду к Антонии, оставлю у нее список мебели, потом отправлюсь к Джорджи и позднее вернусь к Антонии. Я по-прежнему был обижен и рассержен, но отсутствие Джорджи меня не слишком тревожило.

Вымывшись и побрившись, я в очередной раз позвонил Джорджи, попытался связаться с училищем, но с тем же результатом. Когда собрался уходить, опять раздался телефонный звонок, но это оказался Александр. Он сообщил, что приехал в Лондон вместе с Роузмери и намеревается выступить в дискуссии в Институте современных искусств. Он переночевал на квартире Роузмери и хотел выяснить, когда мы сможем встретиться. Я ответил, что сам позвоню ему.

Впервые за долгое время утро выдалось ясное, морозное и очень холодное. От солнечных лучей ярко сверкала наледь на листьях в парке, и это напомнило мне Австрию, снег, лыжи и былое счастье. Болезненное возбуждение, пережитое вчера, когда я увидел Джорджи у себя дома, бесследно исчезло. Я был рассержен, подавлен, слаб и страшно нервничал. Переступив порог парадной двери Палмера, я почувствовал своего рода малодушное облегчение. По крайней мере, здесь со мной будут вежливы.

Я никого не обнаружил в гостиной, но, услышав голос Антонии из кабинета Палмера, постучал в дверь, открыл ее и вошел. Там я застал их обоих. Антония была в клетчатом халате, которого я прежде не видел. Она заплела волосы в две косы и перекинула их на грудь. При мне она так никогда не причесывалась, и это меня очень смутило. Высокая, похожая на античную статую, Антония стояла у края дивана, держась рукой за письменный стол Палмера. А сам Палмер сидел на диване, лицом к двери. Он был в свободном вязаном французском жакете, голубой рубашке и пурпурном галстуке. Вид у него был бодрый, свежий, лощеный, молодой и немного легкомысленный. Оба они внимательно и с явным волнением поглядели на меня — при солнечном свете это оказалось особенно заметно. Большие карие глаза Антонии были кротки, а голубые Палмера — ясны и холодны. За их спинами на стене белели пятна от снятых японских гравюр.

Случилось что-то странное, сразу догадался я. Никто из них не поздоровался со мной. Они просто смотрели, не улыбаясь. Но в доме все же сохранялась атмосфера вежливого участия. Я закрыл дверь. На мгновение у меня мелькнула дикая мысль, уж не собираются ли они известить меня, что передумали и готовы отказаться от женитьбы. Я взял кресло, стоявшее у стены рядом с дверью, поставил его в центре ковра и сел, в свою очередь окинув их взглядом.

— Ну как, друзья мои… — начал я. Антония покачала головой и слегка отвернулась.

Я ощутил тревогу.

— Сказать ему? — спросил Палмер.

— Да, конечно, — откликнулась Антония, не глядя на меня.

Палмер кольнул меня холодным взором.

— Мартин, мы узнали о Джорджи Хандз. Этот удар настолько застиг меня врасплох, что я внезапно прикрыл лицо рукой. Я тут же опустил ее и поменял позу. Так, чтобы выглядеть не убитым, а только удивленным. Но мне стало нехорошо.